Жених должен был прибыть с минуту на минуту. О свадьбе снимали фильм, причем работали профессиональные режиссеры, операторы, осветители, а позже предполагалось его монтировать и озвучивать. Марго сразу предложила выпустить ограниченное количество копий в прокат.
Сопровождающие машины и автомобили гостей построились кавалькадой за лимузином. Гости прогуливались вокруг, курили, обменивались впечатлениями. Я уже хотела выйти и сесть в машину. Надо узнать, собирается ли Николай Иванович еще жениться на Гусаковой. Но вспомнив, что Бронс сотворил с моим пальто, решила повременить. Чем меньше боксер меня обслюнявит и испачкает, тем лучше.
Лика сидела в гостиной, нервно теребя в руках перчатки. Я заглянула внутрь. Из угла в угол носился Жорж, оравший в мобильник.
– Где он?! Телефон не отвечает? Еще десять минут, и пополз весь график! Ты понимаешь, что в пять будет уже темно и голубей, к примеру, никто не увидит! На хрен я тогда их заказывал?!
– А тебе говорили! – всунула свои «пять копеек» Марго. На ней было длинное черное платье чулком, едва прикрывавшее тощую грудь и абсолютно не скрывавшее ног. Разрезы до пояса открывали малюсенькие атласные трусики и сетчатые чулки. Сегодня она курила через очень длинный мундштук.
– Щас, подожди, – бросил Жорж своему собеседнику и резко повернулся к Мирзоян. – Если ты еще хоть слово, хоть шепотом, хоть как скажешь!..
– То что будет? – Марго затянулась и выпустила дым в лицо церемониймейстеру.
– Я ее убью! – взвизгнул тот. – Не будь она свидетельницей, прямо сейчас придушил бы! Александра Александровна! – он обратился ко мне. – Вы тоже в черном платье! Как контрастно! Правда, не атласное, но все равно очень хорошо! Может, вы будете свидетельницей?! Я тогда вот эту стерву, – Жорж показал мобильником на Марго, вульгарно развалившуюся на диванчике, – смогу физически уничтожить!
– Это любовь, – вздохнула Лика, кивнув мне на ссорящуюся парочку, и подмигнула.
Василий Петрович выглядел спокойным, он сидел за столом для игры в шахматы.
Такой специальный столик из мрамора, на столешнице которого черным и белым камнем выложена шахматная доска. Золотые номера и цифры, обозначающие клетки, вдавлены в мрамор.
– А я вот так, – говорил он Бекетову, который, судя но снятым с доски белым фигурам хозяина, был уже близок к победе.
– Так нельзя, – спокойно ответил дворецкий. – Вам будет мат.
– А гак? – спросил Домовой.
– Конь не может прыгать буквой "Z", он ходит только буквой "Г", – почтительно сообщил Бекетов.
– Он у меня беспредельщик! – заявил Василий Петрович и поставил коня, куда наметил.
Лика обернулась к отцу.
– Папа! А что, если он вообще не придет? Ты отменишь свадьбу?
– Голову я его отменю тогда, – последовал мирный ответ. – Бекетов, предлагаю тебе ничью.
– Согласен, – кивнул дворецкий. – Я могу идти?
– Иди-иди, а где прокурор? Василий Петрович оглядел «зал торжественных приемов».
Через пару секунд к Домовому за стол подсадили прокурора. Василий Петрович пригнулся и начал тому что-то вполголоса объяснять. Прокурор дергал шеей и шумно вздыхал. Я чуть отклонилась назад и с любопытством прислушалась к разговору.
– Василий Петрович, я вас очень уважаю! Мы с вами давно знакомы! Требуйте от меня все, что угодно – только не это! Ну не могу я вас посадить, при всем желании не могу!
– А, – откинулся назад Домовой. – Значит, ты меня посадить все-таки хочешь?
– По долгу службы обязан хотеть, – нервно сглотнул прокурор, – но ни за что, Василий Петрович, ни за что! Да и какой судья решиться вам обвинительный приговор вынести? Пресса шумиху поднимет. Вы же в последнее время благотворительностью злоупотребляли – детским домам помогли, церковь построили, деньги на ремонт Русского музея выделили. Меня журналисты в порошок сотрут! И потом, с чего вы взяли, что вам следует находиться в тюрьме? Если это из соображений безопасности, если вам кто-то угрожает – давайте лучше их посадим! Почему, ради Христа, скажите, почему вы вдруг решили сесть в тюрьму?!
Домовой, со вздохом, положил руку на плечо прокурора.
– Никанор Исидорыч, тебе этого не понять.
– Если вы таким способом испытываете мою лояльность… – пробормотал прокурор, приложив руку к сердцу.
– Да ничего я не испытываю! У меня на твою лояльность абонемент. Просто хочу сесть в тюрьму. Зачем – не твоего ума дело.
– Послушайте, – прокурор начал оправдываться, – я ваше желание уважаю, но наша система, увы, насквозь бюрократична. Во-первых, на вас надо завести дело. Во-вторых, провести расследование. В-третьих, представить веские улики. В-четвертых, найти свидетелей. Без этого я не моту вас в тюрьму отправить!
– Но у меня же есть условная судимость!
– Но так вы же по ней давно амнистированы! – взмолился несчастный Никанор Исидорыч. – Забыли?
– Слушай, я сам признаюсь. При явке с повинной можно ведь завести дело.
– Так то, в чем вы признаетесь, еще доказать надо!
– Что за бред?
– Ну, а вдруг вы на себя наговариваете? Вдруг кто-то оказывает на вас давление? Следственные органы будут обязаны провести расследование в любом случае. И ничего не найдут, будьте уверены.
– Да ну! Взять хотя бы убийство вице-губернатора… – начал признаваться Домовой.
– За него Сейфулин уже второй год трубит, – прервал его прокурор, – вместе со всей махачкалинской преступной группировкой.
– Но мы-то оба знаем, что здесь-то он и ни при чем!
– Здесь – да, но остального на нем столько, что сидит он все равно по заслугам. И потом, сам понимаешь, что мне было дано указание зачистить вверенную территорию. К тому же заказ на вице-губернатора тебе от кого поступил?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66