Этот факт всегда отмечается
всеми исследователями русского масонства и историками православной церкви — Л.
Знаменский в своем "Руководстве к русской церковной истории" пишет:
"Весьма сильное противодействие среди русского общества вольнодумство
встретило себе еще в масонстве, которое развивалось совершенно у нас параллельно
вольтерьянству".
Выступления против французского вольтерьянства (в которое вместе с
материализмом органически входил атеизм), создало почву для сближения масонов с
некоторыми представителями православного духовенства. "Масоны, — замечает П.
Знаменский, — были в дружбе с духовенством, Платон (митрополит Платон в эпоху
Екатерины II. — Б. Б.) был даже сделан покровителем Дружеского общества, но
церковь все-таки не могла считать их своими, хотя против них и не
высказывалась". П. Знаменский даже утверждает, что "религиозное направление
лекций Шварца благотворно действовало на публику, предохраняя ее от модного
неверия и возбуждая серьезные думы о священных предметах". Но если первая
формулировка П. Знаменского верна для самого раннего периода развития русского
масонства, то вторая и третья уже не верны.
Лекции Шварца, главы русских Розенкрейцеров при Екатерине II, были
пропитаны масонской мистикой. И поэтому они никак не могли предохранять общество
от модного неверия, а наоборот, заменяя религиозную мистику масонской мистикой,
подготовляли к усвоению "истин масонства". Неверно и утверждение Л. Знаменского,
что масоны были дружны с духовенством и что церковь не выступала против них. С
масонами были в дружбе только отдельные представители высшей церковной иерархии
и отдельные представители рядового духовенства, а не православная церковь в
целом. Несмотря на свое приниженное положение и неразработанность православного
богословия, православная церковь в целом сторонилась масонов. Не высказывалась
против масонов церковь не потому, что была с масонами в дружбе, а потому, что
выступления против масонов были рискованны и грозили преследованиями со стороны
сильных мира сего, увлекавшихся вольтерьянством и масонством. Православная
церковь находилась между двух огней, обессиленной и униженной многолетними
преследованиями со стороны государства, ей приходилось быть очень осторожной,
чтобы не навлечь на себя новые преследования со стороны могущественных
покровителей вольтерьянцев и их "противников" масонов.
Великий провинциальный мастер для России, известный масон эпохи Елизаветы
и Екатерины II Иван Елагин сообщает в своих воспоминаниях, что он вступил в
Общество Вольных Каменщиков в ранней юности, когда масонские ложи имели в своем
составе много лиц "из числа высших государственных сановников".
В таких условиях вести борьбу с масонством было трудно. Масонами были
многие из высших сановников, офицеры гвардейских полков, учителя и воспитатели
Шляхетского Кадетского Корпуса, большинство профессоров созданных при Елизавете
высших учебных заведений — Московского Университета и Академии Художеств.
Молодежь, воспитывавшаяся в этих учебных заведениях, вводится воспитателями в
круг идей вольтерьянства и масонства. Шляхетский кадетский корпус, в котором
получали воспитание дети русской аристократии и русского дворянства, становится
очагом масонского просвещения. В корпусе получили воспитание многие из видных
русских масонов Елизаветинской и Екатерининской эпохи. В нем учились Болтин,
Сумароков, будущий обер-прокурор Святейшего Синода П. И. Мелиссино, историки
Болтин и М. М. Щербатов и другие.
Воспитание, которое получала русская молодежь в Шляхетском корпусе и в
Московском Университете — носило космополитический характер. Ничего русского в
этом воспитании не было. Русские образованные люди с каждым поколением все
дальше удалялись от русского миросозерцания.
Сначала русскую молодежь масонство притягивало к себе своей
таинственностью и возможностью сблизиться в масонских ложах с вершителями судеб
государства и таким образом обеспечить себе хорошую карьеру.
Иван Елагин признается в своих записках, что к масонам его влекло:
"Любопытство и тщеславие, да узнаю таинство, находящееся, равенство с
такими людьми, кои в общежитии знамениты, и чинами, и достоинствами, и знаками
от меня удалены суть, ибо нескромность братьев предварительно все сие мне
благовестили... Содействовали тому и лестная надежда, не могу ли через братство
достать в вельможах покровителей и друзей, могущих споспешествовать счастью
моему".
Наивный характер зарождавшегося русского масонства не удовлетворил
сначала Ивана Елагина. Он не обнаружил в русских ложах, по его словам, "ни тени
какого-либо учения, ниже преподаний нравственных". Он видел только "предметы
неудобоносимые, обряды странные, действия почти безрассудные; и слышал символы
нерассудительные, катехизисы уму не соответствующие; повести общему в мире
повествованию прекословные, объяснения темные и здравому рассудку противные".
"С таким предубеждением проводил я многие годы в искании в ложах и света
обетованного и равенства мнимого: но ни того, ни другого, ниже никакие пользы не
нашел, колико не старался".
Но позже Иван Елагин "узнал" в масонских идеях "истинный свет" и в
царствование Екатерины II создал даже свою особую "Елагинскую" систему
масонства, за что отличен был руководителями европейского масонства званием
Великого Провинциального Мастера для России.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32