(42)
И средним людям средневековой Руси и выдающимся представителям
средневековой Руси была глубоко чужда интеллигентская безмерность и
интеллигентская истеричность. Такой выдающийся представитель средневековой Руси,
как Нил Сорский не принимал безмерность как неотъемлемое свойство русского
народного характера и осуждая ее писал:
"И самая же добрая и благолепная делания с рассуждением подобает творити
и во благо время... Бо и доброе на злобу бывает ради безвременства и безмерия".
Не менее метко и другое замечание М. Алданова:
"...Отметить зло в ангеле, отметить добро в демоне, это идея чисто
русская и, кстати сказать, противоположная бескрайностям: умеряющая, не слишком
восторженная, — мир не делится на черное и белое. Это тоже ведь из Нила
Сорского".
Да, это из Нила Сорского! А разве Нил Сорский не является типичным
образованным человеком Московской Руси — характерной чертой которого была
гармоничность, та внутренняя цельность духа, которая по мнению И. В. Кириевского
(43) является полной противоположностью раздвоению сил разума у людей
европейской культуры.
Достоевский считает, что всякая односторонность и исключительность —
черта европеизированной русской интеллигенции, а не национального характера
русского народа. В книге известного философа Н. Лосского "Достоевский и его
христианское миропонимание", мы, например, читаем: "Всякую
односторонность и исключительность он осуждает, — пишет Лосский, — и считает ее
не соответствующей русскому характеру. В 1861 г., как и в дальнейшей своей
деятельности вплоть до пушкинской речи, он говорит, что "в русском характере
замечается резкое отличие от европейского, резкая особенность, что в нем по
преимуществу выступает способность высоко-синтетическая, способность
всеприимчивости, всечеловечности". (44)
А там, где есть резкая способность к всепримирению, к синтезу, там нет
места бескрайности, как типичной черте национального характера. Н. Лосский
правильно отмечают, что наличие известных крайностей в характере русского
человека не есть свойство только русского народного характера, "что каждый
народ, как целое, совмещает в себе пары противоположностей. Например, русскому
народу присущи и религиозный мистицизм и земной реализм..."
"В практической жизни для русского народа в высшей степени характерны, с
одной стороны, например, странники "взыскующие града", вроде Макара Ивановича
(один из героев романа "Подросток". Б. Б.), но с другой стороны, не менее
характерны и деловые люди, создавшие, например, русскую текстильную
промышленность или волжское пароходство. Сочетание таких противоположностей, как
религиозный мистицизм и земной реализм, имеется, конечно, не только у русских,
но и у французов, немцев, англичан... ". (45)
II
"...Под "русской безмерностью", — указывает М. Алданов, — иностранцы
теперь (это не всегда так было) разумеют крайние, прямо противоположные и
взаимно исключающие мысли, ведущие, разумеется, и к крайним делам в политике, к
подлинным потокам крови".
С такой трактовкой "русской безмерности" М. Алданов решительно не
согласен.
Парируя нелепые ссылки на Разинщину, Пугачевщину и другие восстания и
бунты, как на доказательство врожденой безмерности русского народа, — Алданов
резонно указывает, что и "...на западе были точно такие же восстания, и
подавлялись они так же жестоко. Прочтите у Жан-Клода, у Эли Бенуа, что делали во
Франции "Драгуны" в 1685 году. Людей рвали щипцами, сажали на пики, поджаривали,
обваривали, душили, вешали за нос. Это было в самой цивилизованной стране
Европы, в пору grand siecle в царствование короля, который не считался жестоким
человеком. Впрочем, и Стенька и Емелька, по случайности тоже действовали и были
казнены при самых гуманных монархах. И вы легко найдете во Франции того времени
такие же образцы и ницшеанства с кистенем и демоничности со щипцами, притом в
обоих лагерях. Между тем Франция никак не причисляется к странам "бескрайности",
напротив она считается страной меры. Да и ничего не было ни мистического, ни
иррационального, ни даже максималистского в причинах, лозунгах, требованиях
русских восстаний. Астраханские бунтари не хотели платить подать на бани и
желали раздачи хлеба голодным. Булавин обещал, своим людям, что они будут
вдоволь есть и пить. Бунтарям, сбегавшимся к Разину и Пугачеву, смертельно
надоели поборы и насилия воевод и помещиков. И над всем преобладали ненависть,
зависть, желание пожить вольной, необычной жизнью, уйти от жизни тяжелой и
осточертевшей. То же самое было в западно-европейских восстаниях. По учению
Хомякова, тоже очень любившего "бескрайности", русский народ "вышел в отставку"
после избрания царя Михаила Федоровича... " (46)
Иван Грозный, на которого русские интеллигенты любят особенно ссылаться,
как на олицетворение русской бескрайности, — М. Алданов не считает типичным
русским царем.
"...Иван Грозный, — указывает он, — нисколько не характерен ни для
русской культуры, ни для русских царей. Другие, цари обычно делали
приблизительно то же, что делало громадное большинство монархов в других
странах... "
Общеизвестно, что пытки заимствованы русским средневековым
законодательством от германских народов. В смысле своего размаха и изощренной
жестокости пытки всех европейских народов далеко оставляют за собой пытки
русского законодательства. В этом отношении "безмерные" русские оказались
неважными учениками у европейцев, которых русские европейцы выдают за образец
меры во всем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33