– Кто же еще? Два других ребеночка в детском саду, а я остался дома, чтобы поиграть в паровозик. – Он поплелся на кухню.
– Старичок впал в детство? – поинтересовалась у меня Трикси.
– Нет! – Я подавила раздражение. – У Джонаса все дома. Просто он не из тех, кому нравятся новые лица. Так что вам лучше по возможности избегать Джонаса и не трогать его комнату.
– В таком случае покажите, где она находится!
С тем мы и начали осмотр дома. Моя новая помощница задала несколько разумных вопросов, но было ясно, что она делает это лишь для того, чтобы продемонстрировать свой профессионализм. Я показала ей, где хранятся ведра, тряпки и прочие причиндалы для уборки, и предупредила, что пылесос время от времени начинает реветь как обезумевший слон, но в панику впадать не следует, так как дурных намерений у агрегата нет.
– Я не так легко впадаю в панику, Элли. – Трикси окинула меня одним из тех неприятных взглядов, что сродни ушату ледяной воды.
Покончив с экскурсией, я вернулась на кухню.
– Не нравится мне эта дамочка, – буркнул Джонас, не отрываясь от кастрюльки, в которой подогревал себе овсянку.
– Она и не обязана тебе нравиться, – ответила я, водворяя Джонаса на стул и заправляя салфетку за воротник его халата. – Я вовсе не заказала ее по почте в качестве твоей невесты. Трикси Маккинли находится здесь с одной-единственной целью: чтобы у меня появилось побольше времени для тебя, Бена и близнецов. Поэтому прекрати ворчать.
– Ты добрая девочка. – Джонас потянул меня за руку, и я села рядом с ним.
Мы помалкивали, наслаждаясь обществом друг друга, до тех пор, пока у овсянки на плите не случился приступ икоты – любезное предупреждение, что она готова выскочить из кастрюльки.
Едва я поставила дымящуюся тарелку перед Джонасом и посоветовала ему дать каше немного остыть, как из холла донесся пронзительный голос Трикси, и я поспешила на зов. Она стояла перед высокой этажеркой и скребла по ней ногтем.
– Элли, дорогуша, какой полиролью вы пользуетесь?
– С запахом лимона.
– Аэрозольной?
– Да, а разве это плохо?
– Да нет, если вас не смущает налет. – Трикси пожала плечами. – Просто меня удивляет, что Рокси Мэллой не придерживалась правил нашего устава и облегчала себе старый добрый ручной труд. Разве Гертруда Гигантс ничего не сказала?
Я испытала запоздалый прилив нежности к миссис Гигантс.
– Нет, но, честно говоря, я подумываю о том, чтобы приготовить собственную политуру по старинному семейному рецепту.
Мое заявление не произвело на Трикси не малейшего впечатления, и я поспешила ретироваться.
– Уже проблемы? – Джонас мигом вышел из дремы.
– Ерунда, – отмахнулась я и села на свое место.
С минуту я наблюдала за его манипуляциями с овсянкой, изо всех сил пытаясь убедить себя, что впалые щеки Джонаса порозовели, а сам он так и пышет здоровьем. Из ступора меня вывел очередной вопль Трикси. На этот раз она стояла на цыпочках перед камином в гостиной.
– Элли?
– Да? – Собственное имя начинало вызывать у меня отвращение.
– У вас тут жуть сколько украшений.
– Как и у большинства людей.
– Ну уж нет! – Мисс Маккинли сделала широкий жест рукой, и мне показалось, что конечность новой домработницы выросла на пару метров. – У вас они повсюду, куда ни плюнь! Разве что на столе нет, а так везде, от пола до потолка.
– Обожаю, когда перед глазами рябит! – сквозь зубы процедила я, тщетно пытаясь сдержать рвущуюся на волю ярость.
– На мой взгляд, очаровательно. У вас действительно отличные вещички, Элли, дорогуша. Я была бы не прочь кое-что купить. Но, знаете, я придерживаюсь строгого правила: не больше трех украшений на одну поверхность. Остальное – за отдельную плату.
– Это записано в уставе? – не удержалась я от вопроса.
– Я бы так не сказала. – Черные глаза-бусины сверкнули. – Но глупо изображать из себя замшелую упрямицу!
– Вы правы, глупо.
Согласившись добавить еще пару фунтов, я вернулась на кухню. Мне почему-то казалось, что это правило Трикси придумала только что. Вопрос лишь зачем. Я и не предполагала, что ответ получу совсем скоро.
Джонас поднялся наверх, выразив намерение избавиться от старого халата. Я поздравляла себя с тем, что своим нытьем заставила его почти доесть овсянку, когда в дверь со стороны сада постучались.
Наяда Шельмус могла бы претендовать на роль потрясной дурочки-блондинки в любое время дня и ночи. Ее бездонные голубые глаза наводили на мысль о тонированных контактных линзах, но глаза были вполне натуральные. От длинноногой фигуры хотелось рыдать, а губы Наяды, по образному определению Фредди, были самыми аппетитными в мире. Вот только с дурочкой ничего не получалось. Наяда была несчастна в любви: ее брак с седовласым красавцем нотариусом Лайонелом Шельмусом завершился крахом. Как и несколько деловых начинаний Наяды – как говорится, вследствие форс-мажорных обстоятельств. Но все эти несчастья произошли ни в коем случае не по причине отсутствия ума. Моя подруга сносила удары судьбы со стойкостью, которая одновременно озадачивала и внушала благоговение.
Наяда терпеть не могла формальностей. Если бы меня не оказалось дома, она, наверное, приготовила бы себе обед, после чего отдраила всю кухню от раковины до потолка. К сожалению, вместо этого она принялась вертеться передо мной, демонстрируя облегающее черное платьице, которое едва прикрывало бедра. Наяда с гордостью сообщила, что соорудила его на швейных курсах, и потребовала дать отчет, чем я занималась последние несколько недель, поскольку в церковь и носу не казала.
– Когда это тебя занесло в церковь? – недоверчиво спросила я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83