– Так вы… охотились на тигров?
– Моя история трагична и поучительна.
– Все понятно, – сказал старичок с нотками сострадания в голосе. – Ты положил в чемодан ребро, которое не имеет ценности. Ты хотел обмануть нас, представившись глупым собирателем сувениров, который нечаянно спустился с разрешенной дороги на запрещенную тропу.
– Неужели на основании одних только подозрений, – произнес я смерзшимся голосом, – беспочвенных подозрений… способны осудить… невинного…
– Надо признаться. Да, синьор, – сказал колодник. – Это я вам говорю, Джузеппе Луиджи Чезарини. И все будет о'кей.
– Доктор Чезарини? – пробормотал я в смятении. – Но вы же были директором заповедника?
Старичок терпеливо прислушивался к нашему диалогу, по-видимому, решив, что он способствует правосудию. Колодник хотел церемонно поклониться и представиться мне поосновательней, но сморщился от боли, схватившись обеими руками за колоду.
– Вас обратили в рабство? – спросил я.
– Нет, – ответил за него старичок, – рабство у нас отменили в прошлом году. Теперь все даньчжины окончательно равны перед богом.
– Как это замечательно, – пробормотал я. – Теперь, без рабства, вы сможете вступить в Организацию Объединенных Наций.
По моему тону монах, по-видимому, понял, что я не очень рад отмене рабства, и этот факт он квалифицировал по-своему.
– Когда в человеке нет души, очень трудно это скрыть. Я все больше и больше убеждаюсь, что мы правильно определили степень Начального Наказания.
Он поднялся с циновки, поправил на себе одеяние и не спеша удалился. Монах-писец побежал вперед и открыл перед ним дверь.
– Начальное Наказание… – Я силился вспомнить, что же это такое. Колодник пояснил:
– Вначале определяют максимальное наказание по формальному признаку – типичный прокурорский подход. При этом подсудимый и не нужен. А потом он нужен, чтобы выяснить подробности, добавляя или убавляя от максимальной степени Начального Наказания. А так как в вас заподозрили тэурана, потому что вы три дня бродили по заповеднику, вам было определено соответствующее Начальное Наказание.
– Что именно мне определили?
– Я не знаю.
– Выходит, этот добрый старичок – судья?
– Нет. Монашеское имя этого человека – Духовный Палач, Видящий Истину. Он видит то, что нам с вами, синьор, не по зубам. Извините.
– Он будет меня пытать? – спросил я шепотом. Колодник не то улыбнулся, не то скривился от боли, придерживая колоду.
– Его основное занятие состоит в том, что он пытается вернуть души таким, как вы и я, синьор.
Потом появился начальник охраны. Он не скрывал своего недовольства неведомой пока мне степенью Начального Наказания, и я его возненавидел. Я думал, что он вытащит меня из бочки и начнет топтать – такое свирепое было у него выражение лица. Но он лишь приказал мне вытянуть шею. Я вытянул, и двое его шустрых помощников в одно мгновение украсили ее тяжеленной деревянной колодкой со скобами и ржавым замком.
– Я обязан вас предупредить, – сказал он, постукивая по ребру лохани черенком плети. – Пока вы ходите с этим воротником, никто вас не тронет, хотя вы, несомненно, заслуживаете более сурового наказания. Если снимете, вас разорвут. Не мои люди, а население… Такие, как вы, принесли много бед даньчжинам… А в остальном вы свободны.
Они пошли к выходу, и колодник с ними. Я остался сидеть в холодной мыльной воде, ведь я привык все делать до конца.
Колодник вдруг вернулся. Его корежила непонятная мне радость. Он, будто отплясывая дикий танец, шлепал босыми ногами по камню и конвульсивно вздрагивал всем телом. Потом прокричал надсадно, полушепотом:
– Извините, что я вас покидаю, коллега! Мне не советуют встречаться с вами без серьезной надобности! Вы можете дурно влиять на процесс возвращения моей души!
– Подождите, Джузеппе! – воскликнул я, боясь, что он уйдет, ничего толком не объяснив. – Сколько времени мы должны носить эти хомуты?
– Разве вы не поняли? Пока не вернутся наши утерянные души!
– А кто может определить, что они вернулись? Духовный Палач?
– Да, коллега, только он. Теперь вы будете молиться на него, так же, как и я. И не особенно огорчайтесь. Оказывается, наше положение не так уж и плохо. – Он зашептал торопливо:
– Если вы придумаете какую-нибудь убедительную для всех причину для встречи со мной, я буду только рад. Любой местный житель укажет дорогу к моему жилищу. Прощайте!
Он еще раз изобразил ступнями-лепешками что-то вроде чечетки и исчез.
Господин Чхэн был так добр, что приказал слугам отнести меня в отель вместе с лоханью. Монахи тоже оказались на высоте – оставили мне кое-что из одежды и туалетные принадлежности. Все остальное представляло какую-то опасность для тигров, поэтому было изъято.
Я был рад, что отношение ко мне господина Чхэна и его деятельной супруги не изменилось. Он погладил ладонью мой «воротник» и произнес с лучистой улыбкой:
– Дерево тик. Не гниет. Только занозы будут. Но это не так страшно. Все могло кончиться куда хуже. Сто лет назад за воровство никому не нужного ребра носорога отрубили бы правую руку, а если бы вы еще раз что-нибудь такое сделали, вас бы ослепили. Так что вы очень счастливый человек, господин чужестранец.
Он усадил меня за накрытый стол, налил фужер хорошего вина. Видя мои неуклюжие попытки приспособиться к хомуту, выбежал из комнаты и вскоре вернулся с пучком тонких бамбуковых палок. Мы сделали несколько легких треног, которые уравновесили тяжесть хомута, подперев его снизу. На душе сразу полегчало, и я начал воспринимать красоты здешнего мира. Например, я обнаружил на стене великолепную голову тигра, вышитую на синем шелке разноцветными шелковыми же нитками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87