— Где она? Что произошло? — закричал он.
— Карета перевернулась, — задыхаясь, проговорил конюх. — Она хотела спрыгнуть… упала… с обрыва…
— С обрыва?
Люсьен пошатнулся, на мгновение перед, глазами потемнело.
— Я как раз бежал звать вас, ваша светлость… думал, что вы придумаете, что делать… Она лежит на середине склона, сразу за Тавертонским поворотом… я пытался добраться до нее, но она… — Речь мужчины перешла в рыдание. — Она не отзывается.
Люсьен схватил слугу за плечи.
— Слушай меня. От этого может зависеть жизнь герцогини! Немедленно возвращайся домой и подними всех. Приведи столько людей, сколько сможешь собрать, пусть захватят одеяла, лошадей и другую карету. Пошли кого-нибудь в деревню за доктором, и поторопись. Ну же, шевелись, парень!
О Господи! Люсьен бросился туда, откуда только что пришел Ротуэлл. Тавертонский поворот. О Боже, если она упала там…
Он бежал, каждый вдох холодного воздуха обжигал ему легкие, всякая мысль, появлявшаяся в голове, заставляла его прибавить скорости, найти в себе силы. Эва. О милостивый Боже, он должен добраться до Эвы…
Впереди замаячил поворот дороги, которая здесь проходила в опасной близости к обрыву. Сквозь тьму Люсьен различил карету, которая по-прежнему лежала на боку, снег уже заметал перепутанную кучу сбруи поблизости. Люсьен подошел к обрыву и заглянул вниз…
Эва лежала на камнях, как сломанная кукла, снег уже прикрыл ее тело.
— Эва! Эва, отзовись! — что есть силы закричал Люсьен.
Снег крутил поземку вокруг нее. Она не пошевелилась, не подняла головы, не издала ни звука. Она, должно быть, мертва.
Его сердце сжалось. Перехватило горло. Он повернулся к перевернутой карете, к валяющейся сбруе, и, только наклонившись и начав распутывать ее, он понял, что влага, которую он ощущал на щеках, была слезами.
«Я убил ее». Его бесчувственные, замерзшие пальцы развязывали один узел, второй. «Я убил ее, и ребенка вместе с ней. Она была права. Я ничему не научился. Стремясь контролировать других, я потерял любовь сестры, а теперь и жену». Он связал два ремня, отстегнул еще одну часть сбруи и привязал к первому куску. «Я убил ее… О, Эва, наконец ты освободилась от меня. Освободилась навсегда».
Люсьен яростно смахнул слезы. Упряжь теперь была разобрана на части, ремни с трудом поддавались его окостеневшим пальцам. Кусок за куском он вытягивал ременные веревки, связывал их друг с другом и в конце концов получил веревку нужной длины. Он отнес ее на край обрыва, готовя себя к выполнению долга перед своей герцогиней, который заключался в том, чтобы привезти ее тело домой.
Люсьен привязал один конец веревки к дереву, обмотал другой вокруг запястья и начал опасный спуск.
Он не давал воли чувствам. Он не боялся, хотя понимал, что достаточно один раз поскользнуться, оступиться — и смерть. Он убил ее. Жизнь ничего не стоит без нее. Ему нечего бояться.
Люсьен медленно спускался с обрыва, осторожно ставя ногу на каждый уступ. Далеко внизу бушевало, кипело море, белой пеной отскакивая от скал.
Он почти добрался до места. Из-под ног срывались камни и куски льда и скатывались вниз, некоторые из них ударялись о неподвижную, завернутую в плащ фигурку и, отскакивая от нее, продолжали свой бег в сторону моря. Люсьен морщился каждый раз, когда камень ударялся о неподвижное тело Эвы, хотя понимал, что она этого не чувствует.
Еще восемь футов — и он доберется до нее.
Еще шесть…
Люсьен поскользнулся, боль пронзила ногу, и на мгновение он повис на кожаной веревке.
Он посмотрел вниз и увидел, чего стоило ему падение. Чулок пропитался кровью. Люсьен приказал себе не чувствовать боли. Это ничто по сравнению с мукой, которая терзала его сердце.
Он продолжал спускаться, ругаясь, так как нога совершенно не слушалась. Должно быть, он вывихнул ее. Или сломал. Нога его больше не волновала. Единственное, что его занимало в этот момент, — добраться до Эвы.
Люсьен спускался последние несколько футов на одной ноге, осторожно пробуя выступ, на котором она лежала, чтобы убедиться, что каменная терраса выдержит его вес. Тогда и только тогда он глубоко вздохнул и с бесстрастным лицом наклонился над холодным, окоченевшим телом своей мертвой жены.
Он подсунул свободную руку под нее, такую хрупкую, такую маленькую в смерти, и притянул ее к себе. Ее голова упала ему на плечо. Порыв ветра бросил волосы Эвы ему в лицо, окутав до боли знакомым запахом. Эва. О, Эва… Минуту, которая показалась вечностью, он прижимал ее к себе, зажмурившись от рвущей душу боли, слезы душили его. Хорошо бы сейчас просто отпустить веревку и сдаться, так как больше терять ему нечего. Все, что можно, он уже потерял.
Потерял из-за собственного высокомерия. Он хрипло вздохнул и поднял лицо навстречу падающему снегу. Он не мог позволить себе избрать простой выход. Он должен привезти ее домой. Она — герцогиня Блэкхит. Она заслуживает большего — он проглотил возникший в горле болезненный комок, — гораздо большего…
Обвязав конец кожаного ремня вокруг ее тела, чтобы прикрепить ее к себе, Люсьен начал медленный, страшный подъем обратно к дороге. Ветер бил ему в спину. Пальцы немели, снег и лед тормозили движение, а на раненую ногу нельзя было наступить. Тогда он стал опираться на колено, перенося основную тяжесть тела на здоровую ногу. Снег сек ему шею, лицо, замерзшие руки были сбиты в кровь. Он на минуту остановился, чтобы перевести дух, и прислонился щекой ко льду. Продолжил подъем. Еще раз остановился передохнуть. В конце концов он добрался до края обрыва и подтянул себя и свою бесценную ношу наверх.
Обессилевший, он лежал на снегу, прижав мертвую жену к груди и наконец дав волю слезам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82