Он был сильно взволнован.Мы видели, как он прошел в дом, и поспешили за ним. Анжель находилась в зале.— Франция объявила войну Пруссии! — произнес Робер.Мы все были потрясены. Я слушала споры об этом в студии, но никогда не принимала их всерьез. И вот случилось то, чего они так опасались.— Во что это выльется? — спросила Анжель.— Одно только утешает — надолго это не затянется, — сказал Робер. — Такая маленькая страна как Пруссия — против всей мощи Франции. Император никогда бы на это не пошел, если бы не был уверен в быстрой победе.За обедом Робер сообщил, что он должен немедленно снова ехать в Париж. Ему нужно было принять некоторые меры предосторожности на случай, если война не закончится за несколько недель. Он предполагал, что пока останется в Париже.— Вам лучше жить здесь, в имении, пока не прояснится обстановка, — продолжал он. — В Париже неспокойно. Император, как вы знаете, в последнее время теряет симпатии народа.На следующий же день Робер вернулся в Париж. Анжель поехала вместе с ним. Она хотела убедиться, что Жерар не испытывает бытовых трудностей.Я думала о том, что сейчас происходит в студии. Мы жадно ждали новостей.Прошло несколько недель. Было начало августа, когда до нас дошло известие, что прусские войска были выбиты из Саарбрюкена. Это было встречено всеобщим ликованием. Все говорили, что немцам преподан хороший урок. Однако через несколько дней новости уже не были такими оптимистичными. Оказывается, лишь немногочисленный отряд был выбит из Саарбрюкена, и Франция не сумела развить этот небольшой успех. В результате французские войска были разбиты и вынуждены беспорядочно отступать в горы Вогезы.У всех были мрачные лица, слышался ропот против императора. Воспользовавшись ничтожным поводом, он втянул Францию в войну, потому что хотел продемонстрировать миру, что он не хуже своего дяди. Но народ Франции не хочет завоеваний и тщеславных побед. Он хочет мира. А то, что он получил, было не победой, а унизительным поражением.В тот жаркий август мы днями напролет ждали известий о войне. Они редко доходили до нас, и я считала, что это плохой признак.Ненадолго вернулся Робер. Он советовал нам оставаться в имении, хотя сам должен был ехать обратно в Париж. Дела там принимали серьезный оборот. Народ начинал проявлять нетерпение, студенты выходили на улицы, в кафе и ресторанах собирались люди, подстрекающие друг друга к активным действиям.Дни революции еще не совсем ушли в прошлое, чтобы их можно было легко забыть.Я часто навешала Нуну. Она не проявляла интереса к ходу военных действий. Мне пока так и не удалось найти удобный предлог, чтобы прояснить вопрос, который так меня занимал. Я много думала о Жераре. Он серьезно относился к жизни, и я знала, что эта война глубоко взволновала его.Удобный случай представился неожиданно. Однажды я была у Нуну, и она, как всегда, рассказывала о Марианне, отыскала одну ее фотографию, о существовании которой давно забыла и не видела ее уже много лет.— Она была в конце альбома, прикрытая другой фотографией. Должно быть, это она ее спрятала. Ей эта фотография никогда не нравилась.— Можно посмотреть? — попросила я.— Пойдемте, — сказала Нуну.Она повела меня в комнату, которую я про себя называла «комнатой Марианны». На стенах висели ее портреты, а на столе лежали те самые альбомы, которые для Нуну были хранилищем воспоминаний о жизни ее ненаглядной.Нуну показала мне этот снимок.— Она здесь выглядит плутовкой, падкой на всякие хитрости. Да, такой она и была — но здесь это лучше видно.— И она хотела спрятать эту фотографию?— Говорила, она слишком ее выдает. Это может насторожить людей.Я внимательно смотрела на снимок. Да, что-то в ней было, что-то, почти коварное.— Я рада, что у меня столько ее фотографий, — сказала Нуну. — В моей молодости такого не было. Этот мсье Даггер хорошо придумал. Не знаю, что бы я делала без всех этих снимков.— Но если ей не нравилась фотография, почему же она ее не выбросила?— О, нет. Она никогда не выбрасывала свои фотографии. Она их разглядывала так же часто, как и я.— Похоже, она была влюблена в себя.— Ну, а почему бы и нет? Если в нее все были влюблены.— Но она была счастлива в своем браке, не так ли?Последовала небольшая пауза.— Да, он любил ее без памяти.— Да?— А как же? Все ее любили. Он ревновал, — она засмеялась. — Да оно и понятно. Все мужчины добивались ее.— Она ссорилась с мужем?Нуну задумалась, и на губах ее появилась улыбка.— Она была умницей. Любила, чтобы все шло так, как она того хочет.— Но это все любят, не так ли?— Ну да, все любят, но она — другое дело, она считала, что все должно быть по ее. Потому что она такая красивая, да если что-то было не по ее, она все равно своего добивалась.— Ему, наверное, было нелегко с ней.— Да, она была сущее наказание, уж мне ли не знать? Бывало, она и меня доводила до белого каления. Но я от этого не стала любить ее меньше. Она была моя, и другой такой не было в целом свете. Она мне все рассказывала — или почти все. И всегда старая Нуну помогала ей уладить все ее неприятности.— Она рассказывала вам о своих ссорах с мужем?— Она мало что от меня утаивала.Я решила воспользоваться случаем и сказала:— Не уверена, что он был так уж без ума от нее, как вы думаете.— Почему вы это говорите?Я поняла, что очень близка к ответу на свой вопрос и ради самого Жерара должна сделать все, что в моих силах, даже если для этого придется немного погрешить против истины.— В тот день, когда она умерла…— Да? — со жгучим интересом проговорила Нуну.— Один из слуг слышал, как они ссорились. Муж сказал ей, чтобы она уходила. Что с него достаточно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120