Пес, почти не встревоженный, обнюхал его и скрылся в проходе. Стряхнув оцепенение, Хайд через дыру в стене проскользнул в узкий проулок. Следом послышались первые испуганные возгласы, яростные вопли, звуки панической суеты. Настороженная тишина в залитом жидкой грязью скользком проулке словно служила ответом на шум в доме. Он, должно быть, влез сапогами в сточную канаву, но холод приглушил вонь. Вызванное движением и стрельбой возбуждение подстегивало его, придавало уверенности.

* * *

– Здесь, пожалуй, подойдет, – сказал Диденко, замечая, что улыбка получилась натянутой и недоверчивой. – Вряд ли кому придет на ум заглянуть сюда. – Они находились в кремлевской квартире Ленина. Всего две комнаты в мрачном, довольно запущенном здании позади сводчатой галереи, соединяющей Кремлевский дворец с Оружейной палатой. Комната холодная, заброшенная, повсюду толстый слой пыли, тучами взлетающей при малейшем движении. Поблекшие ковры, потемневшие обои.
– Потакаешь своей склонности ко всему театральному, друг мой? – заметил Валенков. Диденко улыбался, глядя на стол, где лежала старая сложенная газета, рядом с ней старомодная ручка, рукопись. Он сдвинул ее, и узоры полированного дерева обозначили место, где лежала бумага. – Мы что, уже заговорщики? – шутливо добавил Валенков.
– Здесь, в этой комнате, он написал свою брошюру «Очередные задачи Советской власти»! – взвился Диденко Юрий Валенков, советский министр иностранных дел, улыбнувшись, пожал плечами, разглядывая пыльные ручки своего узкого кресла, торчащую, как нечесаные клочья седых волос, набивку.
– Так ты думаешь, что именно это у нас на руках – очередные задачи Советской власти? – спросил он.
Диденко провел руками но редеющим волосам и стал старательно протирать очки. Комната расплылась, выражения лица Валенкова не разглядеть, рукопись на столе – словно белое пятно.
– Как тебе сказать, Юрий!.. – Он надел очки. Валенков с любопытством, безмятежно поглядывал на него. – Я лишь... хотел поговорить с тобой. Да, я считаю, что у нас есть трудные задачи... или скоро будут. Теперь, когда... нет Ирины. Она была движущей силой многого из того, что мы пытаемся сделать!
– Мне кажется, он довольно хорошо держался на последнем заседании Политбюро... если учесть то, что произошло, его самочувствие... Что? Ты не согласен?
Диденко отрицательно покачал головой.
– Нет, не согласен... однако и согласен, в этом вся беда. Он хорошо справляется с горем. Взял себя в руки. Но, видишь ли, дело в том...
– Говори.
Диденко оглядел комнату и увидел себя в старом потемневшем зеркале – сутулая, довольно неуклюжая фигура, бегающие глаза. Массивная фигура Юрия, его солидность, напротив, внушали уверенность.
– Хорошо, как я уже сказал, Ирина была движущей силой, его движущей силой...
– Вряд ли это так. Он уже был секретарем на Украине до того, как они познакомились, не то что поженились! Не говоря уж о тебе. Ты был с ними... с ним... много лет. И тоже много сделал. – Валенков вздохнул, задев руками пыль на подлокотниках, закашлялся и широко улыбнулся, театрально воздев руки. Прокашлявшись, добавил: – Если ты беспокоишься о нем, то, думаю, преувеличиваешь. Уверен, он потянет.
– Нет, ты меня не понял!..
Валенков, слегка покраснев, прищурил глаза.
– Извини. Тогда просвети. – Правда, хорошее настроение тут же вернулось к нему. – И постарайся не давить на меня, Петр! Я ведь не принадлежал к «святой троице», а был лишь на подхвате.
– Извини, Юрий. Согласен с тобой на все сто процентов. Он действительно возглавлял партию на Украине. При Андропове. Тот его и продвигал. Черт возьми, он был восходящей звездой еще при Брежневе, когда мы с тобой не смели поднять головы, из кожи лезли, чтобы не отклониться от линии! – Он взмахивал руками, словно фокусник над цилиндром, где были спрятаны все нужные ему слова. – А он продвигался наверх, его выделяли Брежнев, Андропов, когда еще был во главе КГБ!
– Мало ли что было тогда! То, что это не относилось к нам, не делает нас лучше. Или делает нас праведниками – все мы жили в те скверные времена! – Он ухмыльнулся, глядя на Диденко, но тот в ответ лишь нахмурился. – Не дуйся, – по-отечески пожурил Юрий. – Ей-богу, не пойму, что тебе-то беспокоиться?
– Меня беспокоит кое-что из того, что он говорил, к кому он прислушивался на последнем заседании. Только и всего, но это кое-что значит.
– Ты имеешь в виду, что он был любезен со стариком Лидичевым, с маршалом и предложил вернуть в Политбюро Чеврикова? Если спросишь меня, скажу: это нужно, учитывая беспорядки. И это все?
Диденко пожал плечами. Словно банкир, отказывающий в займе, подумал он, разглядывая в зеркале свое искаженное изображение.
– Знаю, что мои сомнения не слишком убедительны.
– Ладно, а что он тебе говорил в последнее время? – Валенков достал из кармана пальто пачку сигарет и золотую зажигалку. В сухой холодной комнате едко запахло дымом. Поискав глазами пепельницу, Валенков заметил: – У Владимира Ильича грехов не было. – Стряхнул пепел на жалкие остатки узорчатого ковра. Заботливо посмотрел на Диденко. – Слитком беспокоишься, дружище. Хотя ты всегда был таким.
– Возможно. Но чтобы пустить в Политбюро Чеврикова, этого старого приятеля Лидичева! И долбаного реакционера, каких свет не видал! Ты же знаешь, что он делал в КГБ! Там, в стеклянной коробке, которую называют Центром, его сравнивают с Берией. Это не сулит, ничего хорошего!
– Послушай, ничего хорошего нельзя ожидать и от балтийских республик, и от Украины с Грузией, и еще, черт знает откуда! – Валенков яростно пыхнул сигаретой, дым поплыл между Диденко и его отражением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157