Ее восьмидесятилетие послужило поводом для праздника. В четверг вечером не нашлось ни одного взрослого, способного передвигаться, и ни одного ребенка, кто не направился бы к дому Ричардсов над рекой, в трех милях от деревни. Это было веселое собрание, несмотря на то что едва хватило стульев рассадить пожилых и совсем мало места осталось для тех, кто стоял.
— Это не страшно, — объявил Дилан Оуэн, обняв Сирис Вильямс за плечи, — зато можно позволить себе кое-какие вольности.
Со всех сторон раздались смешки, а Сирис, улыбнувшись, вывернулась у него из-под руки.
— Мы могли бы прекрасно все поместиться, Айанто, — со смехом проговорил Ивор Дейвис, — если вынести стол наружу.
Тут же загудел хор протестующих голосов. Стол был заставлен угощением до такой степени, что тарелки громоздились друг на друга. Миссис Хауэлл и Морфидд не отходили от печки два дня, и все женщины, пришедшие в гости, принесли с собой по крайней мере по тарелке выпечки в каждой руке.
В обычные дни фермерские семьи ели простую, сытную пищу, но они знали, каким должно быть праздничное угощение. Они умели устраивать пиры, когда появлялся подходящий повод.
— Или можно отнести арфу Марджед в коровник, — предложил Илий Харрис.
— Не слушай их, Марджед, — вступила в разговор Олуэн Харрис, толкнув мужа в бок круглым локтем. — Илий сам не прочь послушать игру на арфе. По дороге сюда он твердил, что, если никто не поможет тебе принести арфу, он сам это сделает.
— Арфу принесли по моей просьбе, — сказала миссис Хауэлл, сидя на почетном месте, возле огня. — У нас будут такая музыка и такие песни, что с крыши полетит солома. Споем перед ужином, ладно?
Мари Беван шлепнула по руке своего младшего сына, когда тот попытался стянуть со стола песочную корзиночку с джемом.
— Ну, ма, — заныл ребенок.
— Скажи спасибо, что здесь столько народа, — строго произнес Глин Беван из другого конца комнаты, — если бы я был рядом, сынок, то всыпал бы тебе как следует.
Тем временем Идрис Парри, спрятавшись под стол, укрытый белой скатертью, которая свисала чуть ли не до пола, слизывал джем со своего пирожного, а рукой ловил крошки.
— Я слышал, ты теперь занят поимкой мышей, Дьюи, — обратился Ивор Дейвис к Дьюи Оуэну, брату Дилана и Глинис. — На этом деле можно сколотить состояние, а?
Последовал дружный взрыв хохота.
— Жаль, ты потерял их под хозяйским столом, — продолжал Ивор, — старая кошка, наверное, прилично поужинала.
Смех становился громче и веселее. Но преподобный Ллуид оборвал его.
— До меня дошли слухи, — сказал он, подняв обе руки, что было не так легко сделать в переполненной кухне, — будто некоторые из моих прихожан решили показать графу Уиверну, что он здесь нежеланный гость. Вы должны знать, что меня не больше вашего радует то, как он проявил себя за последние годы. Его поступки отличались алчностью, но он имел законное право так поступать. А вот мы не имеем законного права его наказывать.
— Зато у нас как у британцев есть другое законное право, ваше преподобие, — заметил Алед Рослин, пока Марджед набирала воздуха, чтобы ответить, — жить свободно, не испытывая страха разориться и умереть с голоду. Право зарабатывать себе на кусок хлеба честным трудом. Когда те, кто у власти, пытаются лишить нас этого права, тогда мы должны отстаивать его.
Кто-то произнес: «Слушайте, слушайте», кто-то сказал: «Аминь». Все кругом согласно загудели.
— Бог мой, Алед, — сказал Ивор Дейвис, — а я-то думал, что ты дружишь с Пендерином. Только вчера видел, как вы прогуливались в парке.
— Я не имел в виду кого-то одного, — возразил Алед, — я говорил обо всех, кто имеет власть. О безымянном множестве аристократов и помещиков, которые полагают, что мы существуем лишь только для того, чтобы делать их богаче. Возможно, кое-кто из них, отдельные личности, могут измениться, если поймут, что происходит, если увидят в нас людей.
— Нет, — яростно возразила Марджед. — Все они одинаковые, Алед. И пора бы уже показать им, что всему есть предел. Нельзя до бесконечности нас угнетать, толкая к нищете.
— Лично меня можно толкнуть только до заставы, — произнес чей-то голос. — Я плачу ренту, десятину и налог, а потом оказывается, я даже не могу проехать по дороге возле дома, если не заплачу за эту привилегию. Когда наступит май, не знаю, откуда взять денег, чтобы привезти известь на поля. Масла на продажу почти нет, да и продавать его некому.
— И тебе придется заплатить пошлину, чтобы отвезти его на рынок, а потом самому вернуться домой с лошадью и повозкой, — добавил кто-то.
— Нам нужно снести заставы, — перекрывая возрастающий ропот недовольства, произнес третий голос. — Я сказал, сначала займемся заставами. И если на это дело не удастся подбить всех фермеров в округе, тогда мне придется самому взяться за него.
— До этого не дойдет, Тревор, — сказал Алед. — У комитета выработан определенный план, намечены даты и места, и определены заставы, которые будут снесены в первую очередь. Подожди еще недельку-другую — и отправимся в поход. Все здешние мужчины, кто захочет присоединиться к нам, смогут это сделать и еще несколько сотен из других краев.
— И женщины тоже, — добавила Марджед. — Не одни мужчины. Когда будут сносить первую заставу, я обязательно там буду.
— Ой, перестань, Марджед, — взмолилась Сирис чуть не плача.
Она повернулась и начала протискиваться в толпе соседей и друзей, пока не выскочила из дома.
— Правильно сказала, — произнес преподобный Ллуид, уставившись на закрытую дверь, а потом переведя взгляд на огонь. — Женщине предначертано Богом давать новую жизнь, а не разрушать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106