Но Дмитрий Иванович сложа руки не сидел, и нормальная жизнь понемногу восстанавливалась. Голода, которого все опасались, удалось избежать, так как 1381 год дал обильный урожай, и хотя многие поля остались незасеянными, хлеба хватило на всех. Оживала и торговля. Через Псковского князя Андрея Ольгердовича Дмитрию, давно о том помышлявшему, удалось закупить в Ганзе дюжину тюфяков и запас огневого зелья к ним.
Такое орудие представляло собой открытую с двух концов трубу, четырех аршин длиной, сваренную из толстых железных полос и окованную крепкими обручами. Стреляло оно каменными ядрами и заряжалось «с казны», после чего заднее отверстие трубы закрывалось тяжелой, придавливающейся к нему металлической заслонкой.
Эти первые появившиеся на Руси пушки передвижных приспособлений не имели и на прочных дубовых козлах были установлены на стенах Московского Кремля. Нашелся и человек, хорошо знавший обращение с ними: тою же осенью из Прусской земли приехал на службу к Московскому князю «муж знатный Воейко Войтягович, во святом крещении Прокопий, бывший державец Тырновскийи родом сербин, а с ним дружины и слуг сто и пятьдесят душ». Дмитрий Иванович принял его милостиво, пожаловал в бояре и выделил ему поместье близ города Коломны.
Летом 1381 года, с большою свитою греческого и киевского духовенства, приехал в Москву и возглавил русскую Церковь митрополит Киприан.
«Князь же великий Дмитрий Ивановичь прия его с великою честью и весь город изыде на сретение ему. И бысть в тот день у князя великого пир большой на митрополита и вси разувахуся светло».
Князь Дмитрий, видя, что все постепенно налаживается, бодрости не терял и на мелкие неурядицы с удельными князьями пока глядел сквозь пальцы: он понимал, что не минет и нескольких лет, как Москва будет сильнее, чем прежде, и тогда все само собой станет на место. А в то, что жертва Руси не была напрасной и что татарское иго сброшено навсегда, крепко хотелось ему верить. И потому, когда явился посол Тохтамыша требовать дани и его приезда в Орду, – Дмитрий Иванович, хотя и сознавал, что идет на великий риск, ответил отказом.
«Ничего, – бодрил он себя, – авось хан на меня сразу не пойдет, – он, поди, и сам пока не слишком укрепился в Орде, а что было от нас Мамаю, он видел. Доколе соберется, может, будет у меня еще два либо три года роздыху, а тогда
Державец – правитель, наместник. Очевидно, речь тут идет о наместничестве в городе Тырново, столице Болгарии, которая при Войтяге была завоевана сербами и которую, в силу бурных политических событий на Балканах, его сыну Воейке пришлось покинуть. От него идет русский род Воейковых.
Троицкая летопись.
я его так встречу, что в другой раз не сунется. Бить поганых мы теперь умеем!»
Но надежды Дмитрия не оправдались, – хан не дал ему времени окрепнуть. О том, что Орда идет на Русь, несмотря на все предосторожности Тохтамыша, в Москве узнали почти за месяц до подхода татар: соглядатаи Московского князя, всегда находившиеся в Сарае, успели известить его об этом.
Перед лицом опасности Дмитрий Донской не растерялся и– принял смелое решение: наскоро сплотить воедино всю наличную воинскую силу Руси и выступить навстречу татарам. Не теряя часу, он разослал гонцов ко всем удельным князьям, повелевая им сейчас же объявить в своих землях сбор войска, а самим спешить на общий совет, в Москву.
Это совещание вскоре состоялось, но оно выявило горькую действительность: между князьями не было согласия, и Дмитрий понял, что Москва от них помощи ждать не может. Старшие и наиболее сильные из них – великие князья Тверской, Рязанский и Нижегородский – на зов московского государя вовсе не отозвались и на съезд не прислали даже сыновей; из младших тоже явились не все, а те, что приехали, – в большинстве отлынивали и отговаривались, что войска в такой короткий срок собрать не успеют и что лучше положиться на помощь Божью да на крепость своих городов.
Приводить непокорных к повиновению не было времени, и Дмитрий Иванович, увидев, что вся тяжесть войны ложится на Московскую землю, с горечью в душе вынужден был отказаться от своего первоначального намерения: с теми небольшими силами, которыми он располагал, выйти навстречу огромной орде Тохтамыша и вступить с нею в единоборство значило потерять все свое войско и отдать Русь на поток и разграбление татарам.
Сесть со всею ратью в осаду тоже не годилось. Правда, с таким количеством защитников Москва могла успешно отражать все приступы врага, но татары неминуемо взяли бы ее измором: зная, что великий князь, со всею своей силой, находится в городе и что помощи ему ожидать неоткуда, – они спокойно, не опасаясь нападения со стороны, обложат его со всех сторон и будут стоять до тех пор, покуда голод не заставит осажденных сдаться. И тогда будет еще хуже: не только погибнет войско, но сам государь и все его лучшие полководцы окажутся татарскими пленниками.
Сколько ни думал Дмитрий, а видел, что остается только одно: пожертвовать Москвой. Город укреплен на славу, – затворившись в нем, жители столицы и окрестных селений
надолго задержат татар, а если поможет Бог, – выстоят и до того дня, когда пополненное в северных землях войско приспеет к ним на выручку. Но так или иначе, пока орда будет стоять под Москвой, ему, великому князю, достанет времени, чтобы собрать нужную силу и самому ударить на поганых.
С тяжелым сердцем Дмитрий Донской принял это единственное благоразумное решение, оставлявшее ему надежду, хотя бы ценою разорения столицы, спасти Русь от нового порабощения Ордой. Повелев москвичам сесть в осаду и держаться против татар, доколе он, с собранной ратью, не подойдет на помощь, – Дмитрий отвел войско к Костроме и, разослав своих воевод по северным городам, спешно приступил к сбору ополчений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72