Однако приятное румяное лицо юноши оставалось учтиво послушным желаниям своего хозяина и не меняло выражения.
Но Алианора с негодованием сказала:
– Отец, ты меня удивляешь! Неужели у тебя вообще нет чувства приличия? Тебе следует знать, что не подобает помолвленной девушке летать по Провансу в виде лебедя, тем более над обществом мужчин, которые пили все утро. Это приведет к сплетням и слухам.
– Верно, моя милая, – смущенно сказал Раймон Беранже, – и такие настроения делают тебе честь. Вероятно, я лучше предложу что-нибудь другое.
– В самом деле, отец, я догадываюсь, что ты предложишь. И считаю, ты прав.
– Я не непогрешим, моя милая. Но все же…
– Да, ты совершенно прав. Не к лицу любой замужней женщине иметь подобное платье. Не говоря уж о том, как ты и сказал, что о ней будут нашептывать друг другу люди, да и какие отвратительные шутки она может сыграть со своим мужем.
– Дочь моя, я лишь собирался сказать тебе…
– Да, и ты изложил это неопровержимо. Ибо ты, имеющий славу самого мудрого графа, когда-либо правившего в Провансе, и самого проницательного короля, который был у Арля, отлично знаешь, как люди болтают, и как люди любят поболтать, и как все перетолковывают в худшую сторону; и ты также знаешь, что мужу такая болтовня будет не по душе. Несомненно, я о таком и не думала, отец, но считаю, что ты прав.
Раймон Беранже погладил густую короткую бородку и сказал:
– Поистине, дочь моя, мудрый и проницательный я или нет… хотя, как ты говоришь, конечно, были достаточно добрые люди, чтобы считать… и в прошениях тоже… Однако, может, оно и так, и, оставляя в стороне то обстоятельство, что все любят, когда их ценят, должен признаться, не могу вообразить другого подарка, более подходящего к этому великому празднику, более приятного любому мужу, чем пепел этого платья.
– Вот слова, – заявляет тут Алианора, – вполне достойные Раймона Беранже, и я всегда удивлялась твоей потрясающей способности излагать свои мысли.
– Это божий дар, – с надлежащей скромностью сказал король-граф, – который одним дан, а другим нет, так что за него я особого уважения не заслуживаю. Но, как я говорил, когда ты меня перебила, моя милая, молодости нужно перебеситься, поскольку (как я часто думал) мы молоды лишь раз, и поэтому я закрывал глаза на твои прогулки по дальним странам. Но муж – это совсем другой коленкор. Мужу не понравится, когда его жена летает над верхушками деревьев, над горами и долами, причем никто за ней не следит: это правда. Поэтому, будь я на твоем месте и имей достаточно мудрости, чтобы послушать старика отца, который любит тебя и мудрее тебя, моя милая… что ж, сейчас, когда ты собираешься выйти замуж, повторяю тебе со всей возможной серьезностью, моя дорогая, я бы спалил это перо, а заодно и платье, если только граф Мануэль на это согласится. Ибо именно он теперь обладает властью над всем твоим имуществом, а не я.
– Граф Мануэль, – сказала Алианора со своей прелестной спокойной улыбкой, – понимаете, мой отец упрям, а мой долг повиноваться ему. Я не скрываю, что по его настоянию прошу у вас разрешения уничтожить эти волшебные вещи, ценность которых неизмеримо выше женской мольбы. Но теперь я знаю, – они встретились взглядом, и любой молодой человек, имеющий в груди сердце, увидел бы в ясных восторженных глазах Алианоры лишь одну, почти невыносимую радость, – но теперь я знаю, что вы, который должен стать моим мужем и который принес мудрость в одно королевство, а благочестие – в другое, принесет в третье королевство любовь. И я считаю, что это чудо сильнее и прекраснее магии Апсар. И я уверена, что мы с вами вполне обойдемся без всего второсортного.
– Я придерживаюсь того мнения, что вы необыкновенно рассудительная молодая женщина, – сказал Мануэль, – и думаю, что не следует отказывать желаниям будущей жены в мире, где люди питаются своей верой.
Все было согласовано, и большое полено, по обычаю сжигаемое в сочельник, бросили в огонь, где полыхало гусиное перо и платье Апсар. После чего прозвучали фанфары, извещая, что отбивные Раймона Беранже приготовлены и поперчены, винные бочки откупорены, а запеканки в печи. Затем бывший свинопас разделил рождественский ужин с дочерью короля-графа Алианорой, которую повсюду звали Недоступной Принцессой.
И рассказывают, что пока Алианора и Мануэль уютно сидели перед камином и щелкали орешки, а в паузах любовались, как падает за окнами снежок, призрак Ниафер неугомонно метался по зеленым полям под вечно лучезарным сводом языческого рая. Когда добрые густобровые стражи поинтересовались, что он ищет, беспокойный дух не мог им объяснить, потому что Ниафер отведала летийских вод и забыла дона Мануэля. Только любовь к нему не была забыта, поскольку та любовь стала ее частью, и вот так продолжалась как некое слепое желание или стремление, не знающее своей цели. И еще рассказывают, что Сускинд в своем низком дворце с красными колоннами с одной навязчивой думой все ждала и ждала своего гостя.





ЧАСТЬ II
Книга Расхода

Мануэль часто слышал, как рассказывают о красе королевы Фурий, Гоблинов и Гидр, так что бил он ею очарован, хотя никогда ее не видывал; потом же с помощью хитрости своей сделал он Дыру в огне и прошел к ней, а когда говорил с ней, раскрыл он ей свою душу.


Глава X
Алианора

В Пуактесме рассказывают, что сразу после ужина король Раймон послал гонцов к своей жене, проводившей Рождество с их дочерью королевой Французской Мерегреттой, просить госпожу Беатрису вернуться как можно скорее, дабы они смогли выдать Алианору за знаменитого графа Мануэля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71