И она заставила его понять, что человек достигает настоящей удовлетворенности только тогда, когда пьян или занят делами, которые не очень прилично описывать. Так, Сулейман-бен-Дауд отдал остаток своего времени буйной жизни и совместному обучению лиц обоего пола. Это было логично, но привело к созданию дорогостоящего сераля и к весьма неподобающему внешнему виду и, в сущности, подорвало его здоровье. Да, вот что получается, когда одного из вас наделяют настоящей мудростью, просто в качестве эксперимента, чтобы посмотреть, что произойдет. Поэтому эксперимент, конечно же, никогда не повторяли. Но из ныне живущих, смею утверждать, вы найдете короля Гельмаса ощутимо освободившимся от тысячи общих заблуждений по причине заблуждения относительно самого себя.
– Отлично, – сказал Мануэль. – Я подозреваю, что в большинстве сказанного вами содержатся сознательные парадоксы и притворный цинизм, но я посоветуюсь с королем Гельмасом о человеческой жизни и о фигуре, которую должен создать.
Так что они попрощались, а Жар-Птица взяла свое гнездо из кассии и веточек ладана и с ним улетела.
– Птиц красят перья! – прокричала она, поднявшись в воздух.
– Но эта пословица неверна, сударыня, – крикнул Мануэль ослепительной птице, – такие высказывания, как мне говорили, означают лишь претензию на ум.
– Это тебе так кажется сейчас, мой мальчик, но время – весьма могущественная фея, – ответила птица с высоты. – Поэтому подожди, вот станешь старше, тогда узнаешь, что лучше: сомневаться в моем кличе или его повторять.




Глава XII
Лед и железо

Затем из-за моря прибыли епископы Ильский и Линкольнский, настоятель Херла и магистр Храма, умоляя короля Раймона отдать одну из дочерей с подходящим приданым в жены английскому королю.
– Охотно, – сказал Раймон Беранже.
И он предложил им взять его третью дочь Санчу с приданым в тысячу марок.
– Но, отец, – сказала Алианора, – Санча еще ребенок. Хорошей же королевой она станет!
– Все же, моя милая, – ответил Раймон Беранже, – ты уже обручена.
– Я думала не о себе. Я думала об истинном благоденствии Санчи.
– Конечно, моя милая, и все знают, какую сестринскую любовь ты к ней испытываешь.
– Бойкая девчонка, Бог знает, как избалована. И если случится так, что мне придется вставать, когда Санча войдет в комнату, и сидеть на табурете, когда она развалится в кресле, как это делает Мерегретта, ребенка это окончательно погубит.
Раймон Беранже сказал:
– Несомненно, тебе будет тяжело иметь двух сестер-королев, и, вероятно, маленькая Беатриса тоже выйдет замуж за какого-нибудь короля, когда придет время, а ты останешься лишь графиней, которая, правда, краше всех.
– Отец, я понимаю, к чему ты клонишь, – воскликнула Алианора. – Ты думаешь, мой долг – преодолеть свои личные склонности и выйти замуж за английского короля по высшим, безжалостным политическим соображениям и ради Прованса.
– Я лишь сказал, моя дорогая…
– Ибо ты сразу увидел, с присущей тебе проницательностью, от которой ничему не скрыться, что с помощью твоей мудрости и совета я бы отлично узнала, как управиться с этим возвышенным королем, являющимся хозяином не крошечного, с носовой платок, Прованса, но всей Англии, да в придачу еще и Ирландии.
– Также, по праву, Аквитании, Анжу и Нормандии, моя драгоценная. Все же я просто заметил…
– О, поверь мне, я с тобой не спорю, дорогой отец, ибо знаю, что ты намного мудрее меня, – сказала Алианора, прекрасным жестом смахивая крупные слезы со своих прелестных глаз.
– Тогда будь по-твоему, – ответил Раймон Беранже, разведя руками. – Но что делать с графом Мануэлем?
Король посмотрел на гобелен, изображающий жертвоприношение Иеффая, рядом с которым сидел Мануэль, переделывая фигуру молодого человека с любящим взором Алианоры, которую Мануэль создал побуждаемый своим гейсом и, похоже, не мог добиться совершенства.
– Я уверена, отец, что Мануэль в этом вопросе тоже будет великодушен и принесет себя в жертву.
– О да! Но что произойдет после? Ибо всякий видит, что ты и этот косоглазый длинноногий парень по уши влюблены друг в друга.
– Думаю, после моего замужества, отец, ты, или король Фердинанд, или король Гельмас пошлете графа Мануэля в Англию послом, и я уверена, что мы с ним всегда будем настоящими хорошими друзьями, не дающими повода для сплетен.
– Ого! – сказал король Раймон. – Я понимаю твой маневр, и он направлен в сторону гавани английского короля, а не моей. Моя роль теперь – удалиться, чтобы вы вдвоем смогли уладить детали этого посольства, в котором дон Мануэль должен быть представителем стольких королей.
Раймон Беранже взял скипетр и ушел, а принцесса повернулась к Мануэлю, одновременно трудившемуся над тремя изваяниями, которые он создал по подобию Аельмаса, Фердинанда и Алианоры.
– Понимаешь, дорогой Мануэль, мое сердце разбито, но ради королевства я должна выйти замуж за английского короля.
Мануэль поднял голову от работы.
– Да, слышал. Я сожалею, что никогда ничего не понимал в политике, но, полагаю, ничего не поделаешь. Ты не могла бы встать чуточку левее? Ты загораживаешь свет, и я не совсем отчетливо вижу, что делаю с верхней губой.
– И как ты можешь возиться с этой грязью, когда мое сердце разбито?
– Потому что на меня наложен гейс – создать эти изваяния. Я не знаю, зачем моя мать это пожелала, но уверен: все, что суждено, нужно вынести, так же как сейчас нам нужно пережить обязательство, наложенное на тебя: выйти замуж за возвышенного английского короля.
– Мое замужество не отразится на наших отношениях. После того, как я стану королевой, ты вскоре сможешь приехать ко мне в Англию, ибо говорят, что этот король – убогое долговязое ничтожество.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71