Здесь я тупею среди безмятежных и успокаивающих сновидений, которые делаются еще скучнее после нашептывания моей прежней госпожи о том знании, которым обладал отец моего отца.
Тут в сером полумраке появилось лицо, которое было не вполне человеческим, и его круглый беззубый рот тихо сказал:
– Меня зовут Лубрикан, и я пришел проводить тебя, если ты посмеешь последовать за мной.
– Я всегда считал слово «сметь» очень забавным, – ответил Мануэль с высокомерной развязностью, которую он приберегал для общества.
И он вылез из третьего окна Заполя. Когда позднее он влез обратно, с одной стороны его седой головы была сострижена прядь.
Теперь история рассказывает, что впоследствии дон Мануэль изменился и его приближенные сплетничали об этом. Госпожа Ниафер также была приведена в легкое изумление переменой в нем, но не думала, что это очень важно, поскольку поступки мужа всегда было очень трудно объяснить. Кроме того, требовали внимания другие вопросы, так как в то время, разграбив Пию, во владения короля Теодорета вторглись монголы и осадили Мегариду, и разоренный король послал гонцов к дону Мануэлю.
– Но это же не мое дело, – сказал Мануэль. – Я начинаю уставать от войн и простужаюсь, когда сплю на полях с трудом выигранных сражений.
– Ты бы не простужался, как я много раз тебе говорила, – заявила Ниафер, – если б ел больше зелени, а не напичкивал себя мясом и не перегревался в бою. Все же тебе лучше пойти в поход.
– Моя милая, я ничего подобного не сделаю.
– Да, тебе лучше пойти, ведь эти монголы – отъявленные язычники.
– Когда-то давным-давно некоторые особы были язычницами, милая коротышка…
– Есть вещи намного хуже, Мануэль, – сказала Ниафер с тем мрачным намеком, перед которым дон Мануэль всегда пасовал, поскольку было непонятно, что он означает. – Да, эти монголы – отъявленные язычники, а у короля Теодорета есть, по крайней мере, приличие, чтобы называться христианином, и, кроме того, этот даст мне возможность основательно прибраться у тебя в комнатах.
В соответствии со своей привычкой, Мануэль сделал то, что Ниафер считала наилучшим. Он призвал своих вассалов, собрал родственников и, не создавая никакого шума горнами и рожками, напал на язычников монголов под покровом ночи. Все произошло настолько быстро и неожиданно, что никто никогда не видел такого кровопролития и такой резни, которые дон Мануэль до того, как сесть завтракать, учинил в отношении этих хвастливых варваров.
Он атаковал их со стороны Санназаро. Оставшиеся в живых, не имея выбора, бежали через поля к востоку от Мегариды, но были настигнуты и истреблены на открытом пространстве все до единого.
Владения, таким образом, были спасены от страшной опасности, а Мануэль на некоторое время задержался в Мегариде из-за последовавших банкетов, церковных служб, казней пленных и фантазий сестры короля. Эта романтичная и очень миловидная девушка вынуждала короля Теодорета докучать Мануэлю высокопарными предложениями, чтобы избавитель Мегариды прогнал свою уродливую, увечную жену и женился на прелестной сестре короля.
Мануэль над этим посмеялся. Вернулся он в Пуактесм, разумеется, с простудой, но и с новой славой, множеством награбленного добра, а также двумя новыми фьефами, записанными в графу прихода. В Пуактесме дон Мануэль обнаружил, что кондитер ушел, а его комнаты основательно прибраны и приведены в такой совершенный порядок, что он не мог ни к чему притронуться пальцем.
– Прямо для тебя! – говорит Ниафер. – Мне лишь остается заметить, что теперь ты, надеюсь, удовлетворен.
Мануэль невесело рассмеялся.
– Сейчас все и вся сговорились меня удовлетворять, и это-то меня главным образом и раздражает.
Он потрепал Ниафер по подбородку и сказал, что она сейчас должна думать о том, какой знаменитый у нее муж, а не беспокоиться о каких-то кондитерах. Затем он стал расспрашивать маленькую Мелиценту о том, как сильно скучала она по папе, пока папы не было дома, с чувством долга поцеловал других двоих детей и надлежащим образом восхитился расширением словаря Эммерика за время отцовского отсутствия. А после он один пошел в Комнату Заполя.
Впоследствии он проводил в Комнате Заполя все больше и больше времени, и о перемене в графе Мануэле говорили все больше и больше. Прошло лето. И заключил или нет граф Мануэль, как заявляли некоторые, союз с нечистой силой, – было бесспорно, что граф Мануэль процветал. Но, совершенно определенно, он изменился.


Глава XXXVII
Мнение Гинцельманна

Дальше история рассказывает, что утром Михайлова дня маленькая Мелицента, находясь на сей раз в мирном настроении, расположилась с куклой в высоком кресле у третьего окна Заполя, тогда как ее отец писал что-то, сидя за своим большим столом. Он останавливался, надолго задумываясь и кусая ногти, и был настолько увлечен письмом к Папе Иннокентию, что не заметил, как медленно открылось третье окно. И Мелицента какое-то время беседовала со странным мальчиком, прежде чем дон Мануэль рассеянно не взглянул на них. Тут Мануэль, похоже, заволновался и позвал Мелиценту к себе. Она послушно забралась к отцу на колени.
В Комнате Заполя воцарилась тишина. Странный мальчик сел, откинувшись на спинку кресла, которое только что покинула маленькая Мелицента. Он сидел, закинув ногу на ногу и положив руки в перчатках на правое колено, оценивающе разглядывая Мелиценту. У него было красивое грустное лицо, вьющиеся пшеничные волосы ниспадали на плечи. Одет он был в ярко-красный шелковый камзол. На левом боку, словно меч, висели огромные ножницы. На голову была надета четырехцветная остроконечная шляпа, а кожаные перчатки были расшиты жемчугом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71