Никогда не высовывается, не совершает покупок на публичных аукционах. Очень осторожен.
– И Грис, и этот Ренуар довольно хорошо известны. Почему никто не сообщил в полицию?
– У полковника есть весьма важные покровители.
– Кто-нибудь конкретно?
– Президент Соединенных Штатов – это достаточно конкретно?
– Во всяком случае, внушительно.
– Для полиции – да. Но не для мира искусства. Этот человек замаран. Ни один порядочный аукционист или галерейщик не станет иметь с ним дело.
– Но кто-то ведь имеет.
– А кто сказал, будто в нашем деле подвизаются только порядочные люди?
Ньюмен снова издал смешок и допил кофе.
– Да ладно, Питер, со мной можно не темнить. Ньюмен вздохнул и поставил чашку и блюдце на секретер.
– Мне бы не хотелось, чтобы обо мне стали говорить как о слепом фанатике. Для старого еврея вроде меня это совсем лишнее. Вредит репутации.
– Да что уж там, выкладывайте, – с улыбкой промолвил Валентайн.
– Замечу только одно, – пробормотал Ньюмен. – В распоряжении архивной службы архиепископа Нью-Йорка имеется превосходное собрание, не говоря уж о том, что она имеет доступ и к коллекциям Ватикана в Риме. Полковник Гэтти, кстати, что называется, «друг» музеев Ватикана.
– Шутите?
– Отнюдь, – возразил Ньюмен. – Музей Ватикана был основан в тысяча пятисотые годы. Его коллекция… как бы это сказать… обширна. Как всякий другой музей, он регулярно обновляет фонды, что-то распродается или идет на обмен. Когда они это делают, полковник первый на очереди.
– Ватикан имеет дело с крадеными произведениями?
– Этого я не говорил. Вовсе не говорил. Ньюмен поджал губы в легкой улыбке.
– Господи! – прошептал Валентайн.
– Сомневаюсь, чтобы Он был непосредственно причастен к этому, – сказал Ньюмен, снова издав отрывистый смешок.
Валентайн попытался прояснить свои мысли.
– Пусть так, – сказал он, помолчав. – Забудем о Ватикане. Как насчет Паркер-Хейл?
– Частный художественный музей, созданный на пожертвования. По богатству коллекций примерно равен Уитни, но уступает Гетти.
– Игрок?
– Несомненно.
– Александр Краули?
– Как и Хуан Грис, он тоже умер. Дурная смерть.
– Его репутация?
– С академической точки зрения безупречна. Колумбия, Гарвард или Йель – не помню точно. Изучал консервацию живописи и графики в Музее Фогга в Бостоне. В Паркер-Хейл начал работать в середине девяностых, под крылышком Джеймса Корнуолла, тогдашнего директора. Ну а год назад сам занял директорское кресло в связи с отбытием Корнуолла.
– Отбытием?
– Так старые перечники вроде меня говорят о внезапной кончине. Кстати, в случае с Корнуоллом все было тихо и мирно. Чтобы мне так повезло – умереть во сне. К тому времени ему, я думаю, было далеко за восемьдесят и он уже перенес несколько сердечных приступов.
– Вы сказали, что Краули был чист в академическом плане, а как насчет всего остального?
– Он прекрасно умел общаться с людьми, превосходно собирал средства. Но когда дело доходило до купли-продажи, это обычно оборачивалось надувательством.
– Каким образом?
– Тем, который обеспечивает «кружок». Вы, конечно, знаете, что это такое?
Валентайн кивнул. «Кружком» в мире людей, занимавшихся антиквариатом и произведениями искусства, называли тайную ассоциацию дилеров, сбивавших цены на аукционах. Их деятельность была не просто предосудительной, но однозначно преступной, ибо включала в себя мошенничество и ценовой сговор.
– Выходит, у него и там были друзья?
– Верно, друзья из того круга, в который очень трудно прорваться. – Ньюмен нахмурился. – Есть связь, которая может вас заинтересовать.
– Что за связь?
– Он часто сотрудничал с епархией архиепископа Нью-Йорка. Продавал и приобретал для них работы.
– Есть у вас предположения, почему кому-то могло понадобиться его убивать?
– Боюсь, что в отличие от своего предшественника он был не очень приятным малым. Вот Джеймс Корнуолл, тот был хорошим, честным человеком. Он не выделял любимчиков.
– Но Краули, вероятно, был у него на хорошем счету.
– Может быть, поначалу. Но ближе к концу между ними произошла размолвка. Во всяком случае, такие до меня доходили слухи. Так или иначе, Корнуолл не прочил его себе в преемники.
– Однако должность директора досталась ему.
– Когда здоровье Джеймса Корнуолла стало ухудшаться, он присмотрел себе, так сказать, официального наследника. Но тот оказался скомпрометированным. – Старик пожал плечами. – Хотя так не должно быть, подобные вещи порой имеют политическую окраску. У Краули имелись друзья в совете директоров. Он сумел склонить правление в свою пользу.
– А кто был тот человек, который оказался скомпрометированным?
– Его звали Ташен, Эрик Ташен. И у него действительно имелась ахиллесова пята.
– Секс?
– Боюсь, что так, Майкл. – Старик в черном костюме издал прочувствованный вздох. – Так было всегда, и так всегда будет.

ГЛАВА 29

Священник, на сей раз в обличье Ларри Маклина, сидел за пустым столом в огромном, с высоченным потолком, главном читальном зале Нью-Йоркской публичной библиотеки. Потолочная роспись в виде облаков терялась в сумраке где-то над пыльными люстрами. Единственный настоящий свет давала стоявшая перед ним старомодная настольная лампа с абажуром.
Вот уже несколько часов сотрудники библиотеки сносили к нему на стол все имевшее хоть какое-то отношение к Фонду Грейнджа, что можно было найти на их протянувшихся на мили стеллажах. Он делал записи на желтых листочках бумаги, но сведений пока набралось немного. А имевшаяся информация была противоречивой.
Согласно опубликованным данным, Фонд Грейнджа был образован в 1946 году во исполнение завещаний Фредерика Генри Грейнджа (1860–1945) и его жены Эбби Норман Грейндж, урожденной Коулмен (1859–1939).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80