Черт, ведь именно этой ночью они с Питером собирались наконец определиться. Точнее, инициатива исходила от Питера, но они встречались уже более двух месяцев, и Финн, в какой-то мере устав его отшивать, без явных возражений отреагировала на его слова насчет того, что «сегодня и будет та самая ночь». Питер был симпатичным и смышленым парнем, так что их близости ничто не мешало. Просто Финн всегда проявляла в сексе разборчивость и осмотрительность.
В Колумбусе, когда ей было всего шестнадцать лет, Финн уже была восхитительно красива, но невероятно застенчива, что представляло собой смертельно опасную комбинацию. Ровесников это сочетание красоты с кажущейся недоступностью пугало, и они называли ее Рыжей Ледышкой или Рыжей Кусакой. В результате за ней никто не ухаживал, и к концу шестнадцатого года жизни весь ее любовный опыт ограничивался одним случаем, когда мальчик поцеловал ее в щеку.
В конце концов она плюнула на осторожность и рассказала о своей проблеме молодому преподавателю, младшему профессору Университета штата Огайо, который был вдовцом и за сынишкой которого, двухлетним малышом, она присматривала в свободное от учебы время. Откровенный разговор закончился в постели, и Финн из нецелованной девочки превратилась в молодую женщину, о чем никогда не жалела. Возможно, из-за разницы в возрасте кое-кто счел бы это своего рода извращением, но Финн не видела в случившемся ничего неправильного. Ни тогда, ни потом. Для нее это было чудом. Правда, чудом из числа таких, о каких не принято особо распространяться.
Этот человек был добр, интеллигентен и оказался поразительно хорошим любовником, в чем она убедилась впоследствии, получив возможность сравнивать. Кроме того, он был достаточно умен, чтобы не затягивать их отношения и ограничить их несколькими месяцами, чтобы Финн не почувствовала себя обязанной к чему-либо другому, кроме крепкой дружбы. При этом он дал Финн достаточно времени для обретения опыта и уверенности, в которых она отчаянно нуждалась. В частности, объяснил, в чем суть проблемы ее отношений с ровесниками.
Он научил ее многому, что невозможно было почерпнуть от сверстников, включая использование предохранительных средств, а заодно рассказал об отговорках, к которым нередко прибегают молодые люди, чтобы обойтись в сексе без этих полезных приспособлений. Впоследствии ей довелось услышать их все до единой и даже несколько больше, однако Финн на всякий случай всегда держала несколько презервативов в прикроватной тумбочке, а один носила с собой в потайном кармашке бумажника. Ни СПИД, ни беременность в ее планах на будущее не значились; впрочем, как ей казалось, Питер на сей счет придерживался такого же мнения. Из пятерых мужчин, с которыми она была близка после того профессора, только двое стоили всех связанных с любовными отношениями осложнений, включая эмоциональные подъемы и спады. Из троих остальных один оказался рохлей и прилипалой, другой – примитивным собственником, а третий ухитрялся совмещать в себе и то и другое.
Финн давно уже пришла к выводу, что секс и любовь слишком часто путают, а в случае с Питером путаница была полнейшей. Он в настоящее время желал и секса и любви, Финн же не искала ни того ни другого. Если ей и нужны были отношения с мужчиной, то с таким, который, помимо всего прочего, мог бы стать для нее настоящим другом, а в этом смысле рассчитывать на Питера определенно не приходилось. Она хотела и получать и отдавать, Питер же стремился только брать, не давая ничего взамен.
Она потянулась, схватила с прикроватной тумбочки телефон и некоторое время сидела, держа трубку в руке и бесцельно царапая какие-то каракули в своем блокноте. Можно, конечно, было отложить свидание, сославшись на недомогание или что-нибудь подобное, но ведь тогда Питеру, скорее всего, приспичит притащиться к ней с куриным бульоном или чем-нибудь в том же роде.
За этими мыслями Финн сама не заметила, как изобразила на страничке некое примитивное подобие рисунка Микеланджело, а когда сообразила, скривилась. Кто же мог подумать, что обнаружение в фондах работы великого мастера повлечет за собой такие неприятности! По правде сказать, она так и не поняла, с чего это Краули так взбесился.
Некоторое время Финн по памяти добавляла к наброску вены, внутренние органы и связки, но потом бросила это дело. А заодно и телефон: если уж отказывать парню, так лучше лично, при встрече.
Приняв такое решение, Финн вздохнула, встала и начала одеваться. Похоже, нынешней ночью Питер снова ничего не добьется. Ну и как, спрашивается, нужно одеться, чтобы сообщить молодому человеку, что ему опять ничегошеньки не обломится?

ГЛАВА 5

Они медленно брели по А-авеню по направлению к дому Финн, прислушиваясь к музыке, доносившейся из расположенных в подвальчиках маленьких клубов, и ощущая ароматы дюжин различных кухонь, где готовились блюда всех народов мира. Финн вовсе не торопилась домой, но физически ощущала исходившие от Питера волны нетерпеливого напряжения.
Он обнимал ее за талию, запустив руку в тугой карман ее джинсов, и примерно на каждом третьем шагу их бедра соприкасались. В бытность свою старшеклассницей она, наверное, дала бы отхватить себе левую грудь, лишь бы иметь возможность прогуляться в обнимку с таким парнем, но сейчас ей казалось, что это… как-то по-школьному. Ну, как будто парень пошел пройтись, нашел на улице табличку с ее именем и украл для нее эту штуковину. Примерно так.
Финн вздохнула. Может быть, в этом-то все и дело. В том, что в Питере слишком уж много от старшеклассника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80