В ее словах не содержалось упрека. Она не сердилась, что он не смог подняться вовремя, чтобы поговорить тогда с сыном за завтраком. Не сердилась она и на его позднее возвращение далеко за полночь вчера вечером. Она понятия не имела, что он до начала двенадцатого тщетно ждал разрешения от Ив Боуэн опубликовать правду о Шарлотте на первой странице своей газеты. Фиона знала, что работа мужа часто требовала его присутствия на месте в неурочные часы, и просто излагала факты, как делала всегда: Лео упомянул о разговоре с отцом два дня назад; он планировал разговор на вчерашнее утро; она не уверена, что сегодня он все еще хочет говорить с отцом. У нее имелись все основания так думать — Лео был непостоянен, как английская погода.Лаксфорд посигналил, и Лео повернулся в его сторону. Лицо мальчика осветила улыбка, он помахал рукой, вскинул на плечо рюкзак и, чуть подпрыгнув, весело зашагал к отцу. Одна пола его белой рубашки, заметил Лаксфорд, вылезла из брюк и торчала из-под синего форменного пуловера. Неаккуратность была совершенно нехарактерна для Лео, но вполне в духе среднего мальчишки.— Папка! — произнес Лео, забравшись в «порше», и тут же поправился: — Папа. Привет. А я искал маму. Она сказала, что будет в кондитерской. Вон там, — показал он пальцем.Воспользовавшись моментом, Лаксфорд глянул на руки сына. Они были идеально чистыми, ногти подрезаны, грязи под ними нет. Проклятье, он словно бы смотрел на руки Фионы. Но Лео, видимо, унаследует еще и тонкую материнскую фигуру, а не крепкую отцовскую. Деннису хотелось видеть своего сына бегуном, наездником, прыгуном в высоту, в длину, с шестом, а уж никак не танцором, каковым воображал себя Лео.Лаксфорд не разрешил купить ему в подарок на день рождения туфли для чечетки. И тогда Лео взял дело в свои руки: суперклеем приклеил к носкам и каблукам своих лучших туфель монетки и энергично бил степ на кафельных плитках кухонного пола. Фиона назвала это изобретательностью, а Лаксфорд — злостным непослушанием и на две недели оставил Лео без развлечений. Правда, нельзя сказать, чтобы мальчик страшно расстроился. Он мирно сидел у себя в комнате, читал свои книги по искусству, ухаживал за зябликами и перебирал фотографии танцоров, которыми восхищался.— Это же все-таки современные танцы, — заметила Фиона. — Он же не хочет становиться балетным танцовщиком.— Даже и речи быть не может, — сказал Лаксфорд и взял на себя труд проверить, нет ли в Беверстокской школе такого нововведения, как уроки танцев — степа или любых других.— Мы с мамой собирались выпить чаю с булочками, — говорил тем временем Лео. — После дантиста.— А я подумал, что мы с тобой пообедаем, — сказал Лаксфорд. — Если ты можешь пропустить еще один урок в школе.Лео ухмыльнулся.— Клево! — Пристегнувшись, мальчик продолжал: — Мистер Поттер хочет, чтобы я спел соло в День родителей. Он вчера мне сказал. Мама тебе не передала? Это будет «аллилуйя».В ответ Лаксфорд включил зажигание и влился в поток утреннего транспорта, потом проговорил:— Буду с нетерпением ждать, — и добавил, солгав: — В Беверстоке мне всегда хотелось петь в хоре. Там отличный хор, но мне медведь на ухо наступил.— Ты правда хотел? Удивительно. Никогда не думал, что ты хотел бы петь в хоре, папа.— Почему нет? — Лаксфорд глянул на сына и, не удержавшись, сел на своего любимого конька: — Я не упоминал, что в Беверстокской школе есть клуб гребли на каноэ? В мое время его не было. Тренируются они в бассейне, — это, кстати, каноэ-одиночки, — и каждый год совершают поход по Луаре. — Лео опустил голову. Из-за ремня безопасности его пуловер задрался, и мальчик ковырял форменную пряжку на животе. — Ты сам удивишься, насколько это тебе понравится. — Свернув на Хайгейт-Хилл, Лаксфорд спросил: — Где будем обедать?Лео пожал плечами. Поскольку от сына предложений не последовало, Лаксфорд выбрал заведение наугад и завел «порше » на стоянку у шикарного кафе на Понд-сквер. Он повел Лео внутрь, не обращая внимания на то, что его легконогий отпрыск уныло шаркает подошвами. Когда они разместились за столом, Лаксфорд вручил ему ламинированный листок меню цвета слоновой кости и прочел названия фирменных блюд, значившиеся на подсвеченной доске.— Что будешь есть? — спросил он.Лео снова пожал плечами и положил меню. Когда подошла официантка, Лаксфорд выбрал фирменную телятину. Лео скорчил рожицу и сказал:— Это же коровий детеныш, папа. — И заказал сэндвич с домашним сыром и ананасом. — С чипсами, — добавил он и с типичной прямотой сообщил отцу: — Их дают бесплатно.— Прекрасно, — ответил Лаксфорд.Оба они заказали напитки, и когда официантка ушла, Лаксфорд предпринял первую попытку.— Лео, я знаю, что тебя не особенно радует перспектива переезда в Беверсток. Твоя мама мне сказала. Но ты должен знать, что я не принял бы подобного решения, если бы не считал его единственно верным. Это моя школа. И со мной она сотворила чудо. Она сформировала меня, помогла выработать характер, придала уверенности в себе. То же самое она сделает и с тобой.Лео повел себя как и предсказывала Фиона. Он размеренно бил ногой о ножку стула, говоря:— Дедушка туда не ходил. Дядя Джек туда не ходил.— Да, Верно. Но я хочу, чтобы ты достиг большего, чем они.— А чем плох магазин? Чем плох аэропорт? Это был невинный вопрос, заданный спокойно, без подковырки. Но Лаксфорд не собирался ввязываться в дискуссию о магазине бытовой электротехники, который держал его отец, или о должности в службе безопасности, которую его брат занимал в аэропорту Хитроу.— Учиться в такой школе, как Беверстокская, — привилегия.— Ты же всегда говоришь, что привилегии — глупость, — заметил Лео.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166