— Это вполне естественно, — сказал Сталин. — Для советских людей все народы и расы равны. Мы относимся уважительно к великому народу Индии.
Сталин взял блокнот и стал что-то рисовать в нем. Потом поднял на Менона прищуренные, чуть косившие глаза и вдруг спросил:
— В Индии основные языки хинди и урду? Родственны ли они? Как они развивались? На каком языке говорят уроженцы Гуджарата?
Посол постарался по возможности полнее ответить Сталину. Последний вопрос, как быстро прикинул в уме Менон, явно не случайный: очевидно, Сталину известно, что Ганди родился в Гуджарате. Посол счел уместным немного рассказать о гандизме, потом перешел к вопросам внешней политики Индии и, в частности, упомянул об обмене посланиями между главами правительств СССР и Индии в связи с войной в Корее.
Сталин, продолжая рисовать в блокноте, изредка кивал головой, будто желая показать, что он принимает к сведению слова посла. Когда Менон кончил говорить, Сталин сказал:
— Мы против нагнетания враждебности в отношениях между государствами. Такой же позиции, как мы понимаем, придерживается и правительство Индии. Но в Америке, — в голосе его появились жесткие интонации, — есть определенные круги, которые заинтересованы в сохранении конфликтных ситуаций. Бессмысленно читать мораль тем, кто способен наживаться на крови.
Он помолчал немного и, усмехнувшись в усы, спокойно заметил:
— Крестьянин — человек простой, но мудрый. Когда на него нападает волк, крестьянин не читает ему проповедей, а пытается убить зверя. И волк чувствует это и ведет себя соответственно...
Менон, не удержавшись, слегка наклонился к собеседнику и украдкой заглянул в блокнот, который лежал перед Сталиным. Страничка блокнота была испещрена изображениями волков в различных позах...
— Какие сейчас отношения между Индией и Пакистаном? — поинтересовался Сталин.
Посол ответил, что в индийско-пакистанских отношениях существует немало сложностей, таких, например, как вопрос о принадлежности Кашмира. Правительство Индии не без тревоги восприняло информацию о намерениях пакистанских руководителей присоединиться к одному из региональных военно-политических блоков, к созданию которых уже приступили империалистические державы.
— Потребуется время, чтобы сгладилась горечь вражды между индусами и мусульманами, порожденной британским владычеством, — добавил посол.
— Как это примитивно, — с неожиданной резкостью произнес Сталин, — создавать государство на религиозной основе!
— Премьер-министр Неру привержен идее светскою государства и полон решимости неуклонно проводить ее в жизнь, — твердо сказал Менон. — Те пятьдесят миллионов мусульман, которые живут в Индии, должны чувствовать себя полноправными индийцами.
— Конечно, — поддержал Сталин, — и ваша политика по отношению к ним абсолютно правильная.
Вернувшись в посольство, Менон написал телеграмму о беседе в Кремле и, вызвав шифровальщика, распорядился отправить ее в Дели вне очереди...
Информация из Москвы не могла не порадовать Неру. Премьер хорошо знал, что в последние годы Сталин чрезвычайно редко принимал иностранных дипломатов, а это была уже вторая встреча главы Советского правительства с послом Индии. Одиннадцать месяцев назад, 5 марта 1952 года, Сталин беседовал в Кремле с предшественником Менона С.Радхакришнаном.
Отлично тренированная память сразу подсказала Неру главное из той первой беседы. Тогда Сталин заявил послу, что, по его мнению, не существует сколько-нибудь значительной международной проблемы, которую нельзя было бы разрешить путем переговоров. С ведома Неру С.Радхакришнан ознакомил индийских журналистов с содержанием беседы в Кремле. Газеты отмечали дружественную заинтересованность Советского правительства в прогрессе Индии и особо выделяли ту часть интервью Радхакришнана, где он говорил о том, что Сталин ни словом не обмолвился о необходимости для индийцев во всем следовать примеру Советского Союза. А ведь в те дни западная буржуазная пресса, да и некоторые индийские газеты правого толка, стараясь всячески принизить значение сотрудничества СССР и Индии в деле прекращения корейской войны, изощрялись в антисоветских и антикоммунистических измышлениях. Наиболее типичным было «пророчество», что советско-индийские отношения не получат никакого развития, поскольку, мол, «дружба с Россией возможна только ценой подчинения ей».
Кому, как не главе индийского правительства, было знать, что не все шло гладко в первые годы после установления дипломатических отношений между Индией и СССР. Иногда Неру чувствовал некоторую сдержанность советских политических деятелей, но он никогда не был склонен рассматривать это как проявление какой-либо недоброжелательности с их стороны. Напротив, в каждом таком случае он старался по возможности объективно выяснить причину, найти объяснение, а то и оправдание иной суховатой фразе, произнесенной представителем страны, в которой Неру видел только друга индийского народа.
Конечно, он понимал, что в Советском Союзе не могли безучастно воспринимать известия о травле коммунистов Индии, развязанной правыми во главе с Пателем. Там, несомненно, знали и об антисоветских настроениях некоторых индийских государственных деятелей, которые, с надеждой озираясь на прежних хозяев-англичан и на более мощных заокеанских покровителей, время от времени пытались любыми способами омрачить отношения с Советским Союзом. Неру вспомнил и еще раз испытал чувство возмущения, впервые охватившее его, когда ему доложили о том, что министерство внутренних дел под предлогом борьбы с «коммунистической пропагандой» не разрешило советскому посольству показать делийской общественности фильм-балет на музыку С.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155