Нам этого не надо. Слишком много лишнего шума. Филя не должен дать показания против Теплова. Надо успокоить вашего Васю, дать ему гарантии. Иначе он может начать сотрудничать с Соловьевым и доставит нам массу хлопот.— Постараемся. По крайней мере, у меня теперь есть ясность: надо держаться за Чудо-юдо.— Держаться тебе надо за меня, старика, и не лезть на прямые контакты. Не исключено, что Соловьев завтра-послезавтра появится здесь. Может, эмиссара пришлет, но, думаю, попытается лично переговорить.— Несмотря на ту весеннюю историю?— Наоборот, благодаря ей. Он же о тебе много знает, даже больше, возможно, чем мы себе представляем. Наверняка будет не только предлагать сотрудничество на очень выгодных условиях, но и шантажировать; у него много возможностей на тебя давить. Поэтому не будь категоричен, не вышвыривай его за дверь. Поиграй, покрутись — ты это умеешь. Надо создать у него впечатление, что ты просто боишься продешевить. Можно сделать несколько реальных шагов в нужном для Соловьева направлении. Но только до того предела, который я тебе укажу. И, конечно, самое главное — постоянная, откровенная информация. Все встречи с Соловьевым и его представителями должны фиксироваться. Луговой поможет тебе с оборудованием, я с ним сегодня встречусь и дам нужные указания. Уже к вечеру у тебя будет группа специалистов, которые войдут в состав охраны «Русского вепря», содержание их вам с Олечкой придется взять на себя. Все расходы компенсируем позже. Не скрою, Витя, тебя эти ребята тоже будут контролировать и очень плотно. Обижаться не надо, это просто мера безопасности. В первую очередь ты, конечно, должен сам себя контролировать. Соблазны будут, страх может возникнуть, захочется в свою игру поиграть… Иногда это только со стороны можно увидеть. Лучше будет, если мы это вовремя узнаем и подскажем, если заметим, что ты пошел куда-то «не в ту степь». Поэтому, Витя, заклинаю тебя: не выводи дело из-под нашего контроля. Помни, в подобных случаях никаких гарантий не будет.— Ну, Михалыч, я же не младенец! Все ясно.— Если бы я тебя не изучал столько лет, может, и не предупреждал бы, — нахмурился старик. — Потому что твое поведение буду оценивать не я. И решения по дальнейшей работе с тобой будут принимать другие. Чем больше у меня будет достоверной информации, тем проще будет влиять на тех, кто пока со мной советуется. Не будет такой информации — я оказываюсь хламом, который никому не нужен и даже вреден. Тогда со мной перестанут советоваться и будут работать с тобой на минимум риска. А это очень опасно. Сгоришь в два счета.На деревне у бабушки Солнце уже касалось верхушек деревьев дальнего леса, когда «девятка», управляемая Гребешком, добралась до деревушки, расположенной в самом отдаленном от облцентра районе. Путешествие затянулось из-за того, что Гребешок, который несколько лет в эти места не наведывался, перепутал проселки и, лишь прокатавшись без толку целый час, вышел на верную дорогу.Деревня называлась Конец. Когда Гребешок поведал об этом товарищам в первый раз, народ бурно заржал. Известно, какой предмет в обиходе именуется «концом». Само собой, неоднократно то один, то другой, то третий начинали гоготать насчет того, что Гребешок потерял Конец. Миша, само собой, не оставался в долгу, и ржачка продолжалась всю дорогу.Когда впереди показалась колокольня, уцелевшая в центральной усадьбе бывшего колхоза, развалившегося на несколько ТОО, и Гребешок понял, что на сей раз находится на правильном пути, то невольно скаламбурил:— Ну вот, скоро и Конец…— Этот, что ли? — хихикнул Налим, указывая на колокольню, увенчанную куполом. Действительно, для человека с фантазией, работающей в определенном направлении, найти знакомые черты в этом культовом сооружении труда не составляло. Креста на луковице купола не было, церковь, несмотря на новые веяния, не функционировала — то ли денег на восстановление не было, то ли прихожан.— Нет, — мотнул головой Гребешок, — это село Воронцово. Имение тех самых чуваков, которые парком в облцентре владели. А Конец в семи километрах отсюда, на горке.На центральной усадьбе стояло домов семьдесят, вытянувшихся вдоль трех-четырех улиц, сходившихся к небольшой площади, где и располагались церковь с колокольней, магазины и сельская администрация, над которой реял вылинявший трехцветный флаг, казавшийся белым, как знамя капитуляции.— Надо в магазин забежать, — предложил Агафон, — бабульке конфет купить или бутылочку. Слышь, Михаил, она у тебя чего больше уважает?— Я уж забыл, — сознался Гребешок. — Вообще-то раньше от ста граммов не отказывалась.— Мы тут народ не напугаем? — озабоченно спросил Луза, у которого здорово распух нос и была крепко ободрана щека.Осмотрелись. Налим и Агафон никаких серьезных внешних повреждений не имели. У Гребешка была прокушена нижняя губа, а правый кулак ободран до крови, распух и посинел. Крови на одежде почти не было.— Сойдет для сельской местности, — резюмировал Агафон. — Тут и не такие красавцы гуляют.Из машины вылезли вчетвером, неторопливо вошли в магазин.— Мать честная! — воскликнул Гребешок. — Да тут как в городе…Действительно, бывшее сельпо преобразилось, глаза разбегались. Одних водок стояло сортов двадцать! Коньяки, французские и итальянские вина, сигареты, о которых раньше лишь московские стиляги мечтали и готовы были променять на них свою комсомольскую совесть. Колбас было сортов пять. Сыра — три, масла — четыре. Даже красная и черная икра в маленьких баночках стояла в охлаждаемой импортной витрине. А про баночную селедку и вспоминать не стоит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164