— поинтересовалась вполголоса Элька. — Воздухом подышать, тишину послушать? Так клево!— Без проблем, — ответил Агафон, — только мы, предупреждаю, песен не поем. У нас голоса сорваны.— Как жаль, а нам так мужской силы не хватает… в пении. Общей группой, попыхивая сигаретами, вышли за калитку.— Не люблю на ходу курить, — заметил Гребешок, — вон там бревнышко лежит, присесть можно.Это возражений не вызвало. Дошли до бревнышка, присели рядком: девочки посередке, мальчики с краев. Агафон оказался рядом с Элькой, а Гребешок с негритянкой Ксюшей.— В отпуск приехали? — поинтересовалась Ксюша. — Из города?— Само собой, — ответил Гребешок, удивляясь тому, что Элька их до сих пор не узнала. Вспомнилось, как меньше чем полсуток назад эта длинноногая блондинка навела на него пистолет и он, струхнув, положил на землю автомат. А почему? Да потому что она прямо на глазах у куропаточников задушила здоровяка Барбоса. Точнее, шею ему свернула. Жуть!Агафон тоже соображал помаленьку. Действительно настолько пьяна, что не может узнать, или все-таки узнала, но виду не подает? А если это так, то какую новую заподлянку задумала?— Что-то я вас здесь раньше не видел, — заметил Гребешок. — Вроде в том доме Дарья Петровна жила. Верно?— Это моя бабушка была, — вздохнула Ксюша. — Померла полтора года назад. Правда, я ее никогда не видела.— Я тоже никогда не слышал, что у нее такая внучка есть.— В смысле черная?— Нет, вообще.— Не мудрено. Мать у меня объявилась только год назад. Последний срок досидела. И к бабке лет двадцать не ездила. Сперва от стыда, что залетела от негра, потом оттого, что пила и в тюрьму садилась. Но как бабка померла, тут же примчалась наследство на дом оформлять. Хотела пропить, но не успела. Надрызгалась и померла в поезде. Я и не знала ничего про дом, если бы менты мне бумаги не отдали, которые у нее нашлись.— Нормально, да? — пуская дым ноздрями, сказала Элька. — Два подарка сразу!— Не понял… — произнес Агафон. — Почему два?— А потому что главный подарок — это не дом, — хмыкнула Ксюша. — Главный подарок — это то, что она сдохла.— Ни фига себе, — неодобрительно произнес Гребешок, — про мать — и так круто…— В самый раз, — красноватые блики от сигареты отразились в сердито сверкнувших белках Ксюшиных глаз. — Чего я от нее хорошего видела? То, что она меня родила, блин, хрен знает от какой гориллы? Так я ее об этом не просила. Знаешь, сколько раз думала: как бы хорошо было, если бы меня вообще на свете не было?— Не заводись, — миролюбиво произнесла Элька, — фига ли ее теперь поливать, когда уже все? Теперь-то все о'кей у тебя: квартира в Питере есть, дом в деревне есть, хрусты водятся… Прикида — завались, какие проблемы?— Да я так, просто товарищ за мою маму испереживался, — хмыкнула Ксюша, — небось была бы у него такая, так он бы ее сам зарезал.— Значит, ты тоже отдыхать приехала? — спросил Гребешок.— А что, нельзя? — зло сказала Ксюша.— Не, можно… — обескуражено произнес Гребешок. — Я же не расист. Мне лично все по фигу, был бы человек хороший.— Правильно, — поддержала Элька, — пойдем лучше погуляем, а то на этом бревне радикулит нажить можно.Встали и пошли в том же развернутом строю.— А мы, по-моему, еще не знакомились, — сказал Агафон, — верно? Может, пора?— Запросто! — сказала Ксюша. — Щапова Ксения Николаевна, русская негритянка.— Очень приятно, — поклонился Гребешок, — меня можно просто Миша, я не гордый. Можно, я вас буду Ксюшей называть?— Можно. «Ксюша, Ксюша, Ксюша, юбочка из плюша…»— Во, это по-нашему! — пьяненько просияла Элька. — А то, блин, как в анекдоте про собак. Встречаются два кобеля: «Я — доберман-пинчер!» — «А я просто так, пописать вышел!» Так вот, я просто Эля, без отчества.— Ну, тогда я Саня, — произнес Агафон.— Врешь, конечно, — усмехнулась Элька, — но имя хорошее. Агафон немного опешил, однако промолчал.— Не могу понять, — вздохнула Элька, — как здесь народ без электричества живет? А главное — без телика?— Зато спокойно. Никто никого не пугает. Ни войной, ни революцией, ни ростом организованной преступности, — с умным видом заявил Агафон.— Точно! — сказала Ксюша. — Я, кроме «Санта-Барбары», ничего не смотрю, только уже не помню, с чего начиналось. Видак интереснее. У меня кассет тридцать дома, в любой момент могу поглядеть.— А ты, поди-ка, богатая невеста! — заметил Гребешок. — Квартира, дом в деревне, видак есть… Или уже замужем?— Ага, сейчас, возьмут меня. У негров такие, как я, дома есть, а русские, козлы, трахнуть, конечно, не откажутся, но чтобы замуж… Да они со мной днем по улице пройтись не захотят. Застыдятся, видишь ли.— Вообще-то ты права, — задумчиво произнес Агафон. — Меня это тоже здорово занимало. Почему, интересно, русские бабы к черным и прочим липнут, а наши мужики только белых в жены подыскивают?— Сказать? — воскликнула Элька. — Не обидитесь?— Да ладно, — разрешил Агафон, — правду, даже горькую, знать полезно.— Верно мыслишь, гражданин начальник, — произнесла Элька. — Так вот, слушайте горькую правду. Во-первых, русский мужик ухаживать не умеет. Либо забалтывать пытается, либо руки тянет, когда еще не надо. А когда надо, почему-то стесняется. Во-вторых, русские бабы сами ни к кому не липнут. Это к ним все липнут. Потому что они намного красивей мужиков. И даже умней, если на то пошло. В-третьих, мужики наши вообще сволочи.— Понятно, — сказал Гребешок.— Высказалась! — хихикнула Ксюша. — Мы тут две бутылки на четверых усидели, вот ее и ведет.— На четверых? — переспросил Агафон. — Так вы тут кавалеров нашли?— Кроме вас, чуваков, ничего пока не подвернулось, — сказала Элька. — У нас тут еще две девочки есть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164