— Описать цыганку можешь?
— Лицо как расплывается. Не могу.
— У тебя мозги расплылись, — Миклухо-Маклай сжал пальцами биту, и гоблин, зажмурившись, отступил назад. — Накрош паскудный!
Когда гоблин удалился, Миклухо-Маклай еще долго не мог успокоиться.
— Нет, ну с какими идиотами работаю! Ничего доверить нельзя!
Он раскурил новую сигарету.
— Магомедыч, найди мое золото. Оно мне очень нужно. Четверть тогда тебе и твоему барбосу, — он кивнул на меня. — А там столько, что на зарплату всему твоему МУРу и Петровке в придачу хватит.
— Тебе, видать, бутсой на чемпионате Европы по голове перепало, — хмыкнул Донатас. — Ты слышал, чтобы я хоть ржавый гвоздь у бандита взял?
— Да уж. — вздохнул Миклухо-Маклай. — Честный мент страшнее динамита…
Угощать Донатаса плодами Клариных кулинарных прозрений я как-то не решился. Пришлось просто настругать ветчины, копченой индейки, соленых огурцов, эдамского сыра, порезать черствый хлеб и извлечь из запасников в диване пыльную бутылку настоящей «Хванчкары».
— За успех наших безнадежных предприятий, — поднял я бокал.
Пить «Хванчкару» в три ночи — это не лишено некоторой романтической прелести. В такое время спать уже не хочется. Город затих, только по улице внизу идет Бог весть откуда взявшийся прохожий, да в доме напротив горит одинокое окно. Там какая-нибудь сова в одиночестве сочиняет, может быть, какую-нибудь математическую формулу, призванную перевернуть незыблемые основы, или корпит над балансовым отчетом, или тоже пьет маленькими глотками вино, поглядывая на единственное горящее окно в моем доме. — В прошлый раз в этой квартире у тебя жила очаровательная девушка, — Донатас огляделся, будто надеясь высмотреть ее за шкафом, под кроватью или за торшером.
— Она до сих пор иногда живет здесь. Но куда-то затерялась. Может, с любовником сбежала.
— Погоню послал? — хмыкнул Донатас.
— Давай-ка еще выпьем, дружище. Выпили. Обожаю медленно цедить вино. И не слишком люблю пьянеть.
— Почти ничего мы у Миклухо-Маклая не узнали, — отметил я. — Выведали, что кто-то большой и вонючий отключил двух чемпионов по культуризму.
Большой и вонючий… Мое сердце екнуло. А вдруг… Нет, дофантазироваться можно до чего угодно.
— Мы узнали гораздо больше, чем тебе кажется, — возразил Донатас.
— Конечно. Про цыганку с игрушечным пистолетом. Бред обколовшегося героином недоноска.
? Ты ничего не слышал о нападении в Красноярском крае на МИ-8, перевозившем золото.
— Слышал.
— А об ограблении вагона с золотом?
— Что-то было.
— А об обстоятельствах? Не слышал? Почерк тот же, что и при ограблении миклухо-маклаевской сокровищницы. Охрану поезда выключила женщина. Из игрушечного пистолета.
— Сон пьяного ежика!
— А вот тебе еще информация к размышлению. Для нейтрализации охраны применялось неизвестное вещество, схожее с препаратами, применяющимися в психиатрии.
— Ничего себе.
— Кто-то неплохо разжился золотом.
— Столько золота просто так не реализуешь, • — сказаля.
— По пятьдесят граммов продавать на рынке не станешь. А о сделках такого объема наверняка бы прошла где-то информация.
— Ничего не проходило… И еще, Миклухо-Маклай правильно сказал, что преступный мир — это большая деревня.
На околице свиснут, у церкви отзовется. Появление преступной организации, способной творить такие дела, не могло бы остаться незамеченным.
— Значит, кто-то, непричастный к существующим преступным структурам, создает синдикат?
— И при этом имеет источники информации как в преступном мире, так и в сфере бизнеса, оборота золота, — закончил мысль Донатас.
— А это не наши бывшие или действующие коллеги чудят? Или чекисты?
— Может быть. Но не похоже. Почерк не тот. Не наш. Но очень эффективный. У ихнего пахана голова варит слишком хорошо. И пользуется он неизвестными нам приемами.
— Фантомас.
— Ха… Точно говорю, золотое дело, исчезновения твоих психов и моих блатареи чем-то связаны. Много общего. Вся надежда на тебя.
Хороша надежда. Я сам заплутал в дремучем лесу. Могу, конечно, пригласить Донатаса прогуляться по этому, лесу, уведомив, что теперь мой псевдоним Иван Сусанин.
— «Чистильщики Христовы» ? — я почесал небритый подбородок.
— А чем, Гоша, черт не шутит?
— Почему они кладут глаз только на золото? Можно ведь разжиться и валютой, и камушками. И много еще чем. Но они упорно тащат золото.
— Может, у них существует какой-то страшно засекреченный и выгодный канал реализации.
— А может, кто-то решил создать очередное суверенное государство и копит золотой запас? — хмыкнул я, даже не подозревая, насколько был близок к истине…
На пятиминутке после бессонной ночи я клевал носом. Мне страшно хотелось спать и страшно не хотелось возвращаться к своим заботам. После пятиминутки шеф потребовал у меня остаться. Настроение у него было неважное.
— Что у тебя по «Эгсгибиционисту»? — спросил он сурово, с таким видом, с каким спрашивают, когда хотят выпороть.
— Пока ничего. В Москве его следов не обнаружено.
— А это не след? — он протянул мне сводку происшествий.
— Это визитная карточка!
Измайловский парк. Два часа ночи. Уединившаяся парочка пятнадцатилетних сластолюбцев — и куда родители смотрят?
Нечто, похожее на африканскую гориллу оттащило их в подвал и пытало до утра обнажением своего тела.
— Чем всякой ерундой заниматься и искать каких-то сектантов, займись Великанским. Газеты и ТВ сейчас такой визг поднимут — оглохнешь! И крайними будем мы. Наша линия. С нас шкуру драть.
— С меня уже все шкуры давно сняли.
— Не все еще, поверь… Гоша, ищи «Эксгибициониста»!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60