Айша встала.
— Не трогай его, Харек, — сказала она, заслоняя собой потерявшего сознание Берсерка. — Очень скоро он умрет без твоей помощи.
Возникший подле Волка урманин — худой и жесткий, с узким лицом, подтолкнул Харека в спину:
— Что ты слушаешь ее, Волк? Чего ждешь? Он — ниддинг, она — убийца! Она же убила Орма!
Харек оттолкнул его, зарычал:
— Она спасала Орма!
Он был зверем Одина, его ярости боялись. Узколицый попятился, буркнул:
— Хальфдан-конунг объявил свою волю…
— Уйди!
Узколицый исчез за дверью. Айша понадеялась, что у него хватит ума не болтать и не просить приятелей вразумить спятившего, с его точки зрения, Харека.
Харек спрятал меч в ножны, подошел к Айше, заглянул через ее плечо. Хаки лежал в беспамятстве, обрубок его руки, совсем черный, истекающий гнилым запахом и гноем, вылез из-под одеяла, сползшего вслед за Хаки на пол.
— Я должен убить его, — неуверенно произнес Харек.
— И меня, — сказала Айша. Харек задумался.
Айша стояла перед ним — все еще окутанным белым снежным налетом, — смотрела в его желтые глаза. Не боялась. Ей нечего было бояться. Наверное, она даже могла бы отдать Волку его врага, но Хаки не заслуживал такой смерти — быть зарезанным, как беззащитная овца. Он должен был остаться собой — зверем Одина… Он мог умереть от ран, мог умереть в бою, но он не должен был умирать в беспамятстве, не в силах поднять меч, чтоб сопротивляться врагу.
— Он умирает? — глядя на поверженного врага через плечо притки, спросил Харек.
— Да.
— Тогда пойдем со мной. Бьерн спрашивал о тебе. Имя Бьерна кольнуло иглой прямо в сердце Айши.
Как ей хотелось бы увидеть его, почувствовать на себе его взгляд, услышать голос. Но…
— Нет, — сказала она. Переспросила то, что сама уже знала: — Княжна пришла к нему?
— Да.
— А Финн?
— С ней.
— Это хорошо. — Айша кивнула, вздохнула. — Прости меня.
— За что? — удивился Харек.
Тонкий девичий палец коснулся шрама на его шее, провел по коже, обдавая ее прохладой. Отрицая вину Айши, Волк усмехнулся:
— Ты позволила мне проститься с моим ярлом. Разве за это просят прощения?
— Значит, ты видел его? — оживилась Айша. — Я рада…
Разговор затягивался. С белых плеч Харека капал стаявший снег. За спиной Айши застонал, заворочался Хаки. Открыл глаза, приподнялся на локте. Увидел Волка, все понял, попытался дотянуться до оставленного на лавке у изголовья оружия. Не смог, опрокинулся на бок, взвыл от отчаяния. Харек отвернулся.
Айша понимала почему — Волк не желал видеть своего врага слабым. Он поступал так же, как поступил когда-то сам Хаки, положив на пепелище Орма свой любимый боевой топор…
— Прощай, — в спину уходящему Хареку сказала Айша.
— Прощай, — всхипнула, выпуская его, дверь.
Ноги Айши подломились, она села рядом с вздрагивающим в бессильных рыданиях Берсерком, обхватила ладонями его голову, ткнулась лбом в его пылающий в горячке лоб и, впервые в жизни, заплакала.
Когда нападники ушли, а Хаки вновь впал в беспамятство, Айша выбралась наружу. Проваливаясь в сугробы, она добралась до рабской избы, толкнула плечом дверь. Внутри было холодно и пусто. Отворять выгоревшую дотла воинскую избу, из-под двери которой еще сочился пахнущий горелым человеческим мясом дым, притке не хотелось. Бухнувшись перед избой на колени, она нарисовала на снегу прощальный знак, попросила у богов милости к убитым воинам. Отдельно попросила за Слатича — он стал ей почти родным. Поднялась, всхлипывая, побрела обратно к избе Хаки. Отныне все было решено — остались только она и тот, кого она сама себе назначила…
Войдя, Айша сняла полушубок, обтрясла с него снег, почему-то вспомнила Харека — его белую-белую от снега фигуру. Усмехнулась. Что ж, из нее получилась неплохая вершительница судьбы — она сама выбрала себе назначенного и сберегла его от Белой… То есть от несущего смерть «белого»… Впрочем, какая сейчас была разница?
— Они ушли?
Ей стоило больших усилий поднять Хаки обратно на лавку. Он был таким тяжелым. Но Айша справилась.
А теперь, лежа на лавке, он в упор смотрел на нее, вопрошал, будто обвиняя в чем-то:
— Они ушли?
— Да, они ушли, — Айша присела к затухающему огню, подбросила дров, протянула руки над пламенем. Тепло приятно защекотало пальцы.
— Мои люди мертвы?
— Да, Я попрощалась с ними за тебя.
— А мои рабы?
— Они взяли Гутхорма и Рагнхильд. Я видела следы повозки. Остальные разбежались или пошли с ними.
Какое-то время Хаки молчал. Огонь пожирал дрова, лизал теплом Айшины ладони.
— Почему ты не ушла? — прервал тишину Берсерк.
— Я хотела остаться с тобой.
— Я скоро умру.
Было бы глупо и дальше отрицать очевидное. Айша не стала.
— Я тоже, — сказала она, не поворачиваясь.
— Ты поможешь мне умереть достойно?
— Я же осталась, — ответила Айша.
Вот и свершилось пророчество деда, и она, едва отогнав смерть от Хаки, сама становилась ею, чтобы помочь ему умереть…
— Всю жизнь я шел по чьему-нибудь следу. Я искал свою добычу, как волк ищет оленя, Я хочу пойти за врагами, разорившими мой дом, и сразиться с теми, кто убил моих людей, — сказал Хаки.
— У тебя не хватит сил, — возразила Айша.
— Я — зверь Одина. Один даст мне силы. Айша пожала плечами.
Они шли до утра. Верно, Хаки впрямь был зверем Одина, и бог одарил напоследок его своей силой — иначе как бы Берсерк сумел подняться с лавки и выпить, не пролив ни капли, целую плошку сваренного Айшей зелья, которое глушит боль и придает бодрости? Затем он взял с постели меч, накинул на смятую в постели рубашку полушубок и, не вдевая меч в ножны, поплелся вслед за ушедшими нападниками. Сперва он шел сам, спотыкаясь, утопая непослушными ногами в сугробах, падая от порывов ветра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108