.. Но с глупостями спорить бесполезно. Безыдейная, безразумная война, дележ шкуры чужого медведя! Ничего путного из нее не выйдет — не обольщайтесь! Погубят только людей.
Над столом повисла тишина. Выдержав паузу, Мура поинтересовалась:
— А не было ли телефона от Клима Кирилловича?
— Нет, — с готовностью отозвалась Елизавета Викентьевна. — Я тоже беспокоилась: не отправился ли доктор в Военное министерство? Позвонила Полине Тихоновне. Она сообщила, что ее Климушка срочно выехал по приглашению Карла Иваныча Вирхова.
— На место преступления? — Мура оживилась.
— Да, доченька, в ресторане «Лейнер» убийство, — пояснила мать.
— Счастливый Клим Кириллович, — завистливо протянула Мура, — и господин Вирхов тоже. У них настоящие преступления, а у меня… Одни сумасшедшие.
— Неужели еще один объявился? — скривился в усмешке профессор Муромцев. — Рассказывай, кто таков.
— Бедный господин утверждает, что он последний из Бурбонов. Владеет страшной тайной об Орлеанской девственнице.
Профессор побагровел, вилка в его руке воинственно сверкнула.
— Над тобой просто кто-то издевается! Какой-то розыгрыш! Мне кажется, испанские Бурбоны крепко сидят на троне: что-то не слышал, чтобы им пришел конец! Да и остальные, хоть и без трона, благополучно здравствуют в Европе.
— И чего же хочет твой Бурбон? — мягко скорректировала мужа супруга.
— Говорит, у него в доме бродят призраки. Шаги раздаются, стуки, звуки странные. — Мура сосредоточенно копалась в тарелке с телячьей котлеткой, сменившей тарелку с супом.
— Надеюсь, ты к нему не отправишься, — утвердительно заметил профессор.
— Конечно нет, папочка, — вздохнула юная владелица детективного бюро, — Софрон Ильич сам справится. Но самое худшее — я ощущаю себя совершенно бесполезным созданием. Кому сейчас, в такой исторический момент, нужна история? Кому какое дело до Орлеанской девственницы и моего любимого средневековья?
Брунгильда ласково взглянула на сестру и подхватила:
— И я, Мурыся, так же себя чувствую. Почему мы такие бесполезные?
Дочери профессора Муромцева так жалели себя, что на их глаза навернулись слезы. Утерла краешком фартучка набежавшую слезинку и бесполезная для войны Глаша.
— Прекратите истерику! — властно потребовал профессор. — Замуж вам пора. Враз о всяких глупостях забудете.
Девушки обиделись на неожиданную реплику отца, грубо пресекшую их патриотический порыв, и застыли с оскорбленным видом над опустевшими тарелками.
Но долго предаваться печали им не пришлось: элегическую грусть прервал звонок во входную дверь.
— Может, это наш Клим Кириллович? — примиряюще предположила Елизавета Викентьевна.
— Наконец-то, — злорадно бросил профессор. — Избавит меня от дамских припадков. Да и вам брому даст.
Но в следующую минуту надежды профессора рухнули. В дверях возникла Глафира и, прикрыв за собой тяжелые дубовые створки, громко зашипела:
— Господин Муромцев, к вам генерал Фанфалькин. Прикажете принять?
Женская часть семейства Муромцевых растерянно переглянулась. На немой вопросительный взгляд отца барышни пожали плечами: фамилия ничего им не говорила.
— Интересно, — процедил профессор и через секунду добавил: — Приму. Проведи в гостиную.
— Ты уверен, что это безопасно? — жалостливо спросила мужа Елизавета Викентьевна.
— А в чем опасность? — поднимаясь и отбрасывая салфетку, осведомился глава семейства.
— Как же, — торопливо продолжила его супруга, — совершенно неизвестный нам человек, может, самозванец, может, террорист под видом генерала…
— Собирается меня застрелить? За что? — У профессора от негодования зашевелились волосы на макушке.
— Ты не знаешь современную молодежь! — Елизавета Викентьевна остановиться не могла, ее охватила необъяснимая тревога. — Да ныне среди студентов столько злобных фанатиков; застрелить могут и за несданный экзамен или кого подослать. А вдруг ты кого-нибудь сегодня обидел во время сходки? Не сдержался, наговорил лишнего?
— Хватит, сидите тихо, — бросил профессор, подходя к дверям.
— Как же сидеть тихо? — В отчаянии профессорская жена прижала пальцы к губам: — Я чувствую, в наш дом вошла беда. У меня интуиция.
Профессор прожег супругу взглядом, глубоко вздохнул, раздув ноздри, и вышел.
— Мамочка, не тревожься, — зашептала Мура, — у нас просто нервы на пределе.
Елизавета Викентьевна с надеждой обратила взор к младшей дочери. Ради успокоения любимой мамы та была готова на все.
— Я потихоньку послушаю у дверей?
— Подслушивать нехорошо, — автоматически заметила Брунгильда, все еще сохраняя оскорбленный вид. Подчеркнутая надменность только красила ее: строгий профиль, нежно очерченные скулы, приподнятый точеный подбородок, полуопущенные ресницы.
Мура не успела ответить, как в дверях вновь явилась Глафира и на этот раз громко возвестила:
— Николай Николаевич просит всех пожаловать в гостиную. Без промедления.
Предводительствуемые матерью барышни заспешили на отцовский зов. В гостиной навстречу им со стула поднялся мужчина средних лет в генеральской форме. Он был невысок, но зато строен, и генеральский мундир с серебряными аксельбантами, тщательно отутюженные брюки с лампасами сидели на нем поразительно ладно. Генерал вытянулся в струнку, отчего показался несколько выше, затем, щелкнув каблуками, приветствовал дам поклоном головы. Короткая черная шевелюра, открытое худощавое лицо. Черные усики над верхней губой не скрывали едва уловимой иронии, отчего любезная улыбка казалось чуточку усталой.
Профессор от окна внимательно наблюдал за своими домочадцами и на редкость терпеливо ждал, пока супруга обратит взор к нему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69