— В пальтишке и шапке с каракулем серым.
Окончательно разозлившийся Вирхов вышел на улицу и уселся в сани, которые зоркий Герасим Быков быстренько подогнал к подъезду.
— Ну что, Павел Миронович, — проворчал Вирхов, когда сани тронулись, — прохлопали мы с тобой убийцу вчерашнего, опоздали. А ты мне все глупости свои про Бурбона рассказывал да за японскими шпионами охотился. С ума все посходили… Быстро прославиться вздумали! Раскатали губу на быстрое повышение по службе! А дело-то не в шпионе и не в Бурбоне… Развели, понимаешь ли, бандитов по столице, что ни день, то новая шайка объявляется. Теперь сапсан треклятый… Значит, вчера в «Лейнере» один из бандитов шалил… Что за черт? Эсеры, что ли? Да не усматриваю никаких политических закономерностей. А ты? Может, ты лучше антигосударственные поражения ума изучил в своем университете?
— Нет, Карл Иваныч, и я ничего идейного в действиях налетчиков не вижу. Боевики или даже бундовцы не стали бы в соколиные перья выряжаться.
— Вот то-то и оно, дружок, — сбавил обороты несправедливого выговора Вирхов, — тут голову придется поломать, чтобы отрезанные китайские уши с «Черным сапсаном» соединить. Да еще японцы под ногами путаются. Газеты сегодня читал?
Начинающий следователь с некоторых пор выработал привычку утром просматривать газеты — около восьми они уже оказывались в его почтовом ящике — и с места в карьер пустился рассказывать о кознях англичан, готовых заключить с Японией любые антироссийские соглашения, чуть ли не пославших своих офицеров служить на японские корабли. Впрочем, последнее англичанами опротестовывалось.
За разговором и не заметили, как свернули на Литейный.
Вирхова тронуло, что Герасим Быков спрыгнул с козел, поклонился и попросил прощения. Так и заявил: «Простите, ваше превосходительство, если чего не так по неразумности своей сказал или сделал». Вот бы такое смирение и кротость и помощник его демонстрировал! Так нет, гонору университетского набрался столько, что и за сто лет не вытравишь.
В кабинете Вирхов с удовольствием принял знаки внимания и от дожидавшегося его письмоводителя. Сдав на руки Поликарпа Христофоровича свое пальто с бобровым воротником и погладив рукав обвисшей шинели, сиротливо скучающей на вешалке, Вирхов отправился в смежную комнату. Он ополоснул лицо холодной водой, вытерся насухо казенным полотенцем, пригладил редеющие волосы и прошествовал к своему трону — жесткому креслу с высокой спинкой за широким дубовым столом.
— Так-с, — обозрел он расстилающееся перед ним пространство изрядно вытертого зеленого сукна, — докладывай, Христофорыч.
— Налет в «Семирамиде», отправили туда дознавателей, — сказал письмоводитель, согнувшись в пояснице сбоку от стола Вирхова.
— У вас приступ радикулита? — спросил следователь сурово, раздраженный излишне подобострастной позой.
— Никак нет, Карл Иваныч, — ответил письмоводитель. — Однако от сидячей работы спина затекает, не сразу выпрямляется. Позволите продолжать? — Старик дождался начальственного кивка. — Дознаватели до «Семирамиды» не доехали, завернули на Дворцовую.
— Для участия в патриотической манифестации?
— Нет, уже после нее. Дознание по случаю убийства купца Малютина. Труп отправили в судебную покойницкую. Не желаете ли взглянуть на зарезанного? Его и сфотографировать успели.
Вирхов достал лупу и стал рассматривать лицо покойника. Это был мужчина примерно его лет, со светлыми жидкими волосами на темени и с пышными пшеничными бакенбардами и бородой. Другой снимок запечатлел орудие убийства рядом с линейкой — остро отточенный нож с рукояткой необычной формы, вершков трех в длину. Вирхов похолодел, поднял глаза на Тернова. Тот рассматривал фотографии через его плечо.
— Да, Карл Иваныч, да, — прошептал Тернов, — рукоятка похожа на соколиное перо!
ГЛАВА 11
Когда доктор Коровкин вместе с Марией Николаевной Муромцевой покинул детективное бюро «Господин Икс», на улице уже стемнело. Что за проклятие — зима в северной столице! Бочка тьмы и ложка света…
Морозец ощутимо пощипывал щеки, пальцы ног в тесноватых ботинках задеревенели, не спасали даже шерстяные носки и галоши, по счастью, извозчика удалось заприметить быстро.
Всю дорогу доктор молчал. Он досадовал, что Софрон Ильич самовольно зачислил его в агенты сыскного бюро «Господина Икса». И сознавал, что, по сути, так оно и получалось: он не ходил, разумеется, по трущобам в поисках привидений, но, незаметно для себя, попал в полное подчинение к юной сыщице-бестужевке. Правда, он только что проявил твердость, граничащую с жестокостью, — наотрез отказался ехать вместе с Мурой на Роменскую, чтобы обследовать жилище ненормального Лузиньяка. Теперь, когда королевский отпрыск скрылся от своих недругов в ночлежке на Обводном, Софрон Ильич может без всяких помех заниматься расследованием, вынюхиванием, засадами, погонями и тому подобным. А с него, доктора Коровкина, довольно!
Доктору казалось, что его спутница чувствует его недовольство и обиду: совсем пала духом, сидит, как мышка, не решается заговорить. Ему и в голову не приходило, что молчала она совсем по другой причине. Мария Николаевна размышляла о предстоящем обеде, в ходе которого милому Климу Кирилловичу придется пережить пренеприятную минуту. Как он отнесется к известию о помолвке Брунгильды? Ведь когда-то, а может быть и сейчас, он был влюблен в ее старшую сестру.
— О, взгляните! — ненатурально оживленным тоном воскликнул доктор, радуясь, что нашел безобидный повод прервать затянувшееся, неловкое молчание. — Синий флаг!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69