Он причесывал растопыренными пальцами волосы назад, когда заметил на руках небольшие, но глубокие царапины. Отстрельщик застыл, вспоминая, откуда это. Потом потряс головой. «Вспомню потом, сначала — нож». Он крепко обхватил рукоятку и ловил великолепным лезвием отсветы ламп. Вздохнул с сожалением, вошел в кабинку и положил нож на сливной бачок.
В туалет ввалилась большая компания молодежи. Они шумно разошлись по кабинкам, переговариваясь между собой. Когда ушли, отстрельщик вошел в кабинку. Ножа не было. Отстрельщик удовлетворенно кивнул.
Есть ему не хотелось, он начинал есть после убийства обычно только на второй день, а женщину мог захотеть не раньше чем через пять дней. Поэтому отстрельщик ходил от киоска к киоску еще с полчаса, тупо разглядывая журналы и не реагируя на предложения мелких торговцев с лотками на шее.
Через полчаса он сидел у камер хранения и боялся задремать. Ячейка 37 была пустой. Еще через полчаса к ней подошел невзрачный старый турок и поставил туда дорожную сумку. Не закрывая ячейку и не оглядываясь, он быстро ушел, а отстрельщик забрал сумку. В его паспорте лежала записка: «Билет на самолет на шесть десять заказан на твое имя». Денег секретарь выделил достаточно, не поскупился. И куртку положил не новую, а ношеную, как и полагалось. Отстрельщик надел ее и пошел к кассам, кривясь от чужого запаха: бывший владелец куртки курил.
Получив билет, он нашел место поспокойней в зале ожидания, с удовольствием вытянул ноги, поставил сумку на колени и устроился подремать. Он не разрешал себе думать о деле. Нужен был временной отрезок часов в пять-шесть, чтобы успокоились нервы и расслабилось тело. Потом — сожаления и предположения, как можно было бы сделать лучше. Потом.
Адвокат вернулся домой только через три часа. У входа стояли две огромные сумки. Пока адвокат медленно снимал пальто, по лестнице сбежала совершенно незнакомая женщина.
— Шо ж ты мне нервы портишь, а? Ты ж сказав, шо будешь через полчаса, опять по бабам шлялся, старый пень? — визгливо и быстро затараторила она, уставив руки в бока и гордо выпятив ужасающих размеров грудь.
Адвокат застыл, открыв рот. Пока он осматривал, начиная снизу, кроссовки, толстые вязаные рейтузы с начесом, свитер в тон рейтузам и нелепую стеганую дутую безрукавку поверх свитера, китаец стянул с него пальто. Адвокат дошел до лица женщины и вздрогнул, как будто его ударили. Лицо женщины было смуглым и раскрашено самым нелепым образом, глаза подведены так, что казались круглыми и удивленными. Рот намазан яркой лиловой помадой, рисунок — бантиком. Брови подведены нарочито сильно, наклеенные ресницы схлопывались с прилипанием. Но самым примечательным были волосы. У корней они призывно темнели, не сдаваясь никакому обесцвечиванию, к концам — почти сожжены до белого цвета. Такой пуделястой химической завивки адвокат не видел со времен своей молодости.
— Хрустный Олень, — сказала тем временем женщина, — у тебя хозяин сейчас шмякнется, так он удивился. Ну шо, адвокат, как я тебе, а?
— Ева? — Адвокат действительно нащупывал рукой позади себя пуфик.
— Шо-то я тебя не понимаю, я лечу или не лечу? Рассевся тут, давай баксы и вызывай машину! До самолета три часа!
— Минутку, позволь…
— Не, то ты позволь, ты ж мне так и не сказав, куда я эту шмотку должна привезти! — Ева потрясла на себе безрукавку.
— Принеси мне выпить, — попросил адвокат слугу, а когда тот ушел, поманил Еву к себе и взял за руку.
— Девочка, к тебе придут. Тебя найдут, ты ни о чем не беспокойся. Все заберут. На следующий день. Завтра. Будь вечером дома. Я привез тебе документы. Ты Пономарева Катерина из Краснодара, как и просила. Ничего не бойся. Машина ждет тебя на улице, ты великолепна.
— Будем прощаться или досвиданькать-ся? — спросила Ева своим голосом.
— Прощаться, — сказал адвокат, не отпуская ее руку. Он поднес ее к губам, чтобы поцеловать, споткнулся взглядом о нелепо раскрашенные ярким красным лаком короткие ногти. Ева потянула руку на себя, обхватила адвоката за голову и с чмокающим звонким звуком поцеловала в губы.
— Ну, прощавай тогда!
— Давай серьезно попрощаемся, Ева, — попросил адвокат, не отпуская ее, уже повернувшуюся к двери.
— Еще чего! — весело сказала Ева и освободила руку.
Дверь осталась открытой, адвокат слышал, как стукнула автомобильная дверца и завелся мотор. Китаец принес на маленьком серебряном подносе бокал.
— Я не буду пить, — устало сказал адвокат. — Запри дверь и приготовь мне постель. Лягу. До чего же я устал от этой женщины!
— Она не женщина, — неожиданно сказал китаец.
— Вот как? Впрочем, тебе видней. Кто же она?
— Судьба.
Адвокат задумался, уставясь перед собой.
— Она приказала, и я делать ей, как это?.. Клизма.
— Что ты сказал? — Адвокату показалось, что он слышит странный разговор-бред, где-то рядом разговаривают совершенно незнакомые люди.
— Я делать ей клизма.
— Ты делал ей клизму? — Адвокат внимательно осмотрел, словно только что увидел, почтительно застывшего с подносом в руке китайца.
— Если она попадаться, ее вывернут на-переизнанку. Залезут везде. Она хотеть быть в форме. Она говорит, что знает, как работают полицейские на перевозчиков. Как их осматривать, когда они попадаться. Во всех местах.
Адвокат встал, потом опять сел.
— Я пойду все же в спальню, — сказал он решительно и встал.
— Она говорить, что попадет в муху на стене, если станет вон там. — Китаец шел за адвокатом по лестнице шаг в шаг. — Я не верить, тогда она спорить, если она попадать в муху, я — делать ей клизму. — Китаец остановился на минуту, потому что адвокат внимательно разглядывал аккуратную дырочку на стене у лестницы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96