— Мы можем с вами поспорить насчет состава преступления. Я в этих делах не очень разбираюсь, но даже с моим убогим опытом юридических отношений могу предположить, что обнаружение мною жестяной банки и то, что я отослал письмо… Вряд ли это уголовно наказуемый поступок.
— Тут вы абсолютно правы, — согласилась Ева. — А почему вы вообще это сделали? Можно было бы предположить, что Макс содержится в психлечебнице, как вы нашли его?
Учитель встал и еще раз ушел в другую комнату. Он вернулся со старой газетой. С довольно качественной фотографии на Еву смотрел Федя Самосвал, угрюмо и вызывающе. Сзади выпирало удивленное вспышкой фотоаппарата лицо Макса Черепахи.
— Скандальчик был небольшой. Здесь написано. — Учитель показал пальцем на небольшую статью.
В статье коротко и без подробностей говорилось о том, что сделка между двумя известными банками по покупке акций никелевого комбината признана недействительной. Один из соучредителей банка подал в суд. Офис и служебные помещения банка опечатаны.
— Я его сразу узнал. Макса. Я понял, что он так и остался с Федей. А Федю нашел просто по фамилии и году рождения. Государственная справка тогда еще работала исправно.
— Никита Иванович, вы кому именно адресовали письмо?
— Я же говорил, Максиму Черепахову! — Учитель устал и занервничал.
— Не сходится, Никита Иванович. Или у вас есть еще одна газетка с именем и фамилией Макса, или вы что-то недоговариваете. Почему вы решили, что его фамилия именно Че-репахов? Вы для этого искали архивы интерната? Вы не могли знать потому, что Максу эту фамилию дали только при получения им паспорта.
Учитель запрятал лицо в ладони.
— Вы действительно из органов или пришли по приказу Феди? — спросил он глухо.
— Я действительно из органов, но у вас по личному делу. Привлечь вас за шантаж я не смогу. Я просто прошу все рассказать. Мне это необходимо. Для другого дела.
— А если я скажу, что нанял человека, что, допустим, этот человек поехал в Москву и там узнал, как живет Федя и какая фамилия Макса?.. Получится ведь, что я задумал все умышленно, или как там у вас?
— Я точно уверена, что вы собирались шантажировать эту троицу, но, как бы это сказать, ненавязчиво, осторожно, да? Просто попросить помощи, вспомнить детство. Вы потому и написали первому Максу — попробовали, что получится. Все-таки Федя был уже фигура.
— Он меня убьет? — спросил учитель. — Я уже успокоился, я после его приезда почти год ждал, что меня убьют. Когда узнал, что он приезжал и искал дерево, избил человека.
— Нет, он вас не убьет. А бумажки придется изъять. Я оформлю протокол, если хотите.
— Нет, не надо протоколов. Откуда вы? Как вы все это узнали? Мне это очень интересно, понимаете, я пишу книгу…
Ева закрыла глаза. Ей захотелось немедленно уйти и как следует помыться.
— Банку, — сказала она, вставая.
Учитель вышел и принес жестяную банку. Она проржавела насквозь боками, но сохранила остов, дряхлая и неприятная, как разоренный и умерший дом. Ева завернула ее осторожно в газету вместе с бумажками, бережно посмотрев перед этим сложенные в несколько раз листки.
— Это все? — спросила она и посмотрела на пепельницу.
Учитель помедлил, потом вздохнул и, проведя ладонями по панцирю, словно обтирая его, протянул Еве.
— Не провожайте, я сама. И собаки у вас нет.
— Подождите! — крикнул ей учитель уже с порога. — Как-то странно, вы не назвали свою фамилию! Как вас зовут?
Ева уходила, осторожно ступая в темноте, к горящим фонарям.
— Это же не правильно! — не унимался учитель. — Вы кто вообще? Вы родственница?
Все окрестные собаки радостно завелись, поддерживая друг друга громким лаем.
Хамид хорошо выспался в самолете, а в маленьком аэропорту областного шахтерского центра увидел Наталью еще в иллюминатор.
Он сразу нашел глазами ее высокую фигуру среди жалкой толпы встречающих за небольшим ограждением.
Первой неприятностью было то, что к самолету не подали автобус, расстояние до здания аэропорта было всего ничего, встречающие махали руками. Хамид стоял, не веря, что эти триста — четыреста метров надо идти ногами. Рядом прятал замерзающее на ветру лицо в воротник пальто Никитка. В его рыжих волосах путался колючий снег. Два охранника равномерно двигали челюстями, перемалывая жвачку. Илия, закутанный теплее всех, открыв рот, рассматривал изумительной выкройки снежинку на темной поверхности рукава дубленки.
— Вон Наталья стоит, — сказал Никитка, показывая рукой.
Хамид вздохнул и пошел через летное поле, придерживая шарф и отворачиваясь от ветра.
Наталья протянула руки, обняла его и трижды поцеловала в холодные щеки. Хамид взял ее лицо в ладони и постарался поймать глазами ускользающий взгляд женщины. Наталья отворачивалась и смеялась.
Хамид понемногу успокоился, дрожь и слабость в ногах прошли. Илия без конца смотрел то вверх, улыбаясь холодным прикосновениям слабого снега, то под ноги, где снега не было в помине: снежинки умирали, ткнувшись в асфальт.
— Я наняла микроавтобус, — сказала Наталья, — я здесь с обеда вас жду, а в гостинице номеров приличных нет.
Никитка с одним охранником принес два чемодана. Они летели в этот город с пересадкой, чемоданы обросли ярлыками.
Хамид, кряхтя, усаживался на неудобное сиденье. Один из охранников вошел первым, другой — после всех.
Чуть отъехав от светящегося здания аэропорта в набегающую темень плохой дороги, шофер автобуса закурил.
— Не надо курить, — сказал Хамид. — Я не люблю.
Шофер удивленно оглянулся, словно не поверив, что это говорят ему.
— Я тебе говорю, не кури. Шофер хмыкнул, но выбросил сигарету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96