Соседка уже собралась на работу, уже одетой застал ее старик у вешалки, но когда она увидела его, взглянула в затравленные глаза, сразу поняла в чем дело.
— Иду, Иван Федорович... Сейчас прямо и зайду.
Халат она надела уже в прихожей, шагнувшего было за ней старика, молча развернула и, подтолкнув в сторону кухни, зашла к Кате. Ее не было почти час, и все это время старик сидел на кухонной табуретке, зажав ладони в коленях, и тихонько подвывал от беспомощности, от невозможности что-то сделать, А едва услышал, как открылась дверь Катиной комнаты, бросился к врачу.
— Ну? — единственный вопрос светился в его синих несчастных глазах.
— Что тебе, Иван Федорович, — она увлекла его в прихожую подальше от Катиной комнаты. Стянув с себя халат, женщина свернула его в клубок и сунула в хозяйственную сумку, как использованный инструмент. Полноватая, усталая, пожилая, она и сама не знала, что сказать старику. Тот смотрел на нее с такой надеждой, что женщина растерялась. — Вы только не волнуйтесь... Все не так уж и плохо.
— Но все-таки плохо?
— А что же вы хотели, Иван Федорович? В таких случаях и не бывает слишком хорошо. Да, печально. Девочка-то у вас не из крепеньких, не из... Да ладно. Похоже, все это у нее впервые... Тут психологический фактор может оказаться куда существеннее всего остального, понимаете?
— О, Боже, Боже, — простонал старик, закрыв глаза.
— Пусть сидит дома, отдыхает, набирается сил... Время лечит. Ей многое нужно просто забыть.
— Она из ванной не вылезает, — прошептал старик, опасливо косясь в комнату. — Я уж додумал — не тронулась бы умом... И так бывает, а? Ведь бывает?
— Вроде, обошлось, — возразила женщина. — Я ничего такого не заметила. Катя... сильная девочка. Вполне владеет собой.
— Да-да, — обрадовался старик. — Она у нас такая, она, знаете... — и вдруг, не в силах больше продолжать, старик тихо, беззвучно заплакал. Не вытирая слез, не отводя взгляда от врача, он словно ждал еще каких-то слов, не то утешительных, не то безжалостно жестких.
— Пусть сидит дома. Документы я сделаю. Позвоните к ней на работу, она о работе беспокоится... Скажите, что заболела. Простыла, ногу подвернула... Что угодно можете сказать.
— Да, — кивнул старик как-то отстранение. — Я понимаю... Я позвоню. Скажу, что простудилась...
— Да не убивайтесь вы так, Иван Федорович! — Женщина встряхнула старика за плечи. — Ну, нет сил смотреть на вас... Обойдется, Бог даст. Вы меня слышите?
— Да-да, все хорошо слышу.
— Что она любит поесть?
— Что любит, — он вытер рукавом мокрые глаза. — Пельмени любит.
— Вот и варите ей пельмени, — женщина ободряюще улыбнулась. — Загляну к вам вечером. Часов в семь-восемь... Что смогла, я сделала, а там будет видно. Авось, обойдется.
— Дай Бог, — прошептал старик. — Спасибо, большое спасибо. Мы будем вас ждать.
Подхватив свою сумку, женщина поторопилась уйти. Закрыв за ней дверь, старик слышал как часто застучали ее каблуки по ступенькам — она опаздывала на работу.
* * *
Через несколько дней Катя получила повестку от следователя. Он приглашал ее для беседы. Она с недоумением и опаской вертела небольшой, мятый клочок бумаги, пыталась вчитаться в подслеповатый текст, но кроме угроз за неявку ничего понять не могла.
— Деда! — позвала она. — Посмотри, что прислали... Вроде, суд намечается.
Старик взял повестку, надел очки, подошел к окну, долго вчитывался, хмыкал про себя не то возмущенно, не то досадливо, но тоже немного понял. Обсуждать с Катей повестку не стал, а вечером отправился к участковому, к Леше. Тот внимательно изучил все пункты повестки, отложил ее в сторону.
— Ну что? — спросил старик, сразу почувствовав, что новости его ждут не самые хорошие.
— Плохи наши дела, Иван Федорович, — сказал Леша напрямую. — Как бы вскорости на свободе не оказались подонки.
— Это как? — осел старик, как от удара.
— Смотри, что здесь написано... Вызывается Катя в качестве свидетельницы. Не потерпевшей, а свидетельницы. То есть, разговор будет не о совершенном преступлении, а о подробностях того вечера. Кто что сказал, кто где сидел, который был час... Ну, и так далее.
— Может, не идти? — спросил старик.
— Придется сходить. Еще повестку пришлют, еще одну... А потом и успокоятся. Дескать, истица сняла свои обвинения и говорить больше не о чем.
— Да не может она идти... Хиреет девка.
— Тогда следователь сам придет... Иногда и такое случается.
— А что ему сказать-то?
— Что написала в заявлении, то пусть и говорит. И ни слова в сторону. Что бы следователь не плел, какую бы лапшу на уши не вешал — от своего не отступаться. Держаться до последнего. А то потом напишет, что потерпевшая не уверена в своих первоначальных показаниях, что путается... Ну, и так далее.
— Значит, идти ей?
— Иван Федорович... Как я могу сказать — идти или нет... Если она в состоянии, пусть сходит.
— Ну что ж, — старик поднялся. — Коли, говоришь, надо, значит, пойдет, — последними словами старик словно хотел снять с себя ответственность.
Леша не возражал. Если ему так легче, пусть будет так.
* * *
Мы, наверно, и сами в полной мере не осознаем нашу потрясающую осведомленность в криминальной стороне жизни. Радио, телевидение, газеты, народная молва, собственный печальный опыт — все это дает ту образованность, которая позволяет смело судить о чем бы то ни было. Номера статей уголовного кодекса, сроки и виды наказаний за те или иные преступления, условия жизни в тюрьмах и лагерях, извращения, которыми насыщены места лишения свободы, оружие разрешенное и оружие запретное, действия наших славных бандитов за рубежом... Кстати, мы гордимся их подвигами там, ничуть не меньше чем победами музыкантов или спортсменов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54