— Деньги мне нужны срочно. Сегодня. А на оформление покупки уйдет месяц... Деньги дашь сейчас. Пошаришь по своим тайникам и дашь. А я здесь же, сейчас, подписываю любую бумагу, которою пожелаешь мне подсунуть. Дескать, деньги получил сполна, признаю, что дача мне уже не принадлежит...
— Вместе с участком? — уточнил Илюша.
— Да, восемь соток лесного участка. Все подпишу. А ты с завтрашнего дня начнешь, не торопясь, оформлять документы, справки, купчие и прочее. Я не подведу, назад не отшатнусь, пакости не устрою... Соглашайся, Илюша.
— Ты что-то от меня скрываешь, Иван? — раздумчиво протянул Илюша. — Что-то скрываешь.
— Конечно.
— Что?
— Не скажу. Тебе это не нужно. На наших с тобой отношениях это не отражается. Я же не спрашиваю, откуда у тебя десять тысяч долларов... Соглашайся. Будешь жить в лесу, просыпаться от пения птиц, в двухстах метрах речушка, хорошая речушка, чистая, с рыбами, с раками... Посмотри на себя... В такую жару сидеть в этой бетонной камере... Потный, усталый, про гробы рассказываешь...
— В гости приезжать будешь? — негромко спросил Илюша, и это было согласием.
— А куда же мне деваться, Илюша? — грустно проговорил старик. — Если не прогонишь, конечно, приеду.
— А твои? Не возражают?
— Чего им возражать... Дача-то моя. И весь разговор. Пока вернутся, у тебя уж все документы будут на руках.
— Тоже верно, — согласился Илюша. — Тоже верно. Теперь, Иван, о цене... Десять тысяч... Это очень большая сумма.
— Понял, — кивнул старик. — На это я скажу тебе вот что... Не обижайся, Илюша, но если ты предложишь мне девять тысяч девятьсот девяносто девять долларов... Я откажусь.
— Круто, — Илюша был озадачен не столько суммой, сколько поведением старика. — Какой-то ты не такой сегодня, Иван.
— Наверно, съел что-то не то...
— Скорее всего, — согласился Илюша.
— Думай, дорогой... Только не очень долго. У меня мало времени. Совсем мало времени.
— А куда торопишься?
— Помирать скоро. Если откажешься, завтра же помещаю объявление в газете. И продам дачу дороже. Ведь мы оба знаем, что она стоит больше, чем десять тысяч. Это мы с тобой знаем, верно?
Илюша долго молчал, ходил по комнате, пыхтел, пил на кухне воду, принес стакан газировки и для старика. Тот молча выпил, отставил стакан и продолжал сидеть, не поторапливая хозяина, не уговаривая, не расписывая прелестей дачи. Наконец, Илюша, решившись, твердой походкой направился в коридор, долго ковырялся в каких-то ящиках, передвигал тяжести, что-то ронял, поднимал, выдергивал гвозди... И появился с небольшой железной коробочкой из-под чая.
— Вот, — сказал он и со значением поставил ее на стол. — Можешь не пересчитывать.
Старик открыл коробочку, заглянул внутрь. Там, свернутые в рулончик, лежали доллары.
— Ровно десять тысяч, — сказал Илюша. — Отлучившись еще раз, он вернулся с листом бумаги и ручкой. — Пусть будет так, как ты сказал, Иван. Я согласен. Пиши...
* * *
Уже вернувшись домой, войдя в свой двор, старик забеспокоился. Поначалу он и сам не мог понять, в чем дело, что его растревожило. Коробочка с деньгами на месте, в кармане, с Ильёй расстались вроде нормально...
Но пройдя еще метров десять, понял, в чем дело — впереди, как раз на его пути, стояла разболтанная скамейка и на ней сидели трое ребят. Тех самых. Он их иначе не называл — те самые, говорил он Кате, про себя, в мыслях.
Старик замедлил шаги, прикидывая, куда бы удобнее свернуть, чтобы обойти их, но взял себя в руки и пошел, не сворачивая. Ребята тоже заметили его, переглянулись, но со скамейки не поднялись, не ушли. Каменной походкой, старательно переставляя ноги, больше всего опасаясь споткнуться, зацепиться за что-нибудь, старик прошел мимо и продолжал идти, чувствуя спиной, что все трое смотрят ему вслед.
И вдруг он услышал смех. Негромкий, сдерживаемый и потому показавшийся ему особенно глумливым. На скамейке, которую он только что миновал, смеялись. Старику не важно было, смеялись ли над ним или же просто от хорошего пищеварения. В любом случае смех напрямую касался его. Они не имели права смеяться при нем вообще — это он тоже откуда-то знал.
Старик медленно, словно преодолевая сопротивление суставов, оглянулся.
Так и есть, смеялись все трое. Масластый, с голыми загорелыми коленками студент, жирный торговец и красномордый, с глазами навыкате — сынок того самого полковника, который, как подозревал старик, и спустил все дело на тормозах. Помимо своей воли старик вернулся, он даже сам не заметил, как сделал несколько шагов к скамейке. Остановился — бледный, со вскинутой головой, глаза его светились молодо и зло.
— Что, батя, уставился? — улыбчиво спросил Игорь поощрительно глядя на старика. Дескать, не стесняйся, говори, чего у тебя там накипело.
— Ну? — поторопил его Борис.
Вадим тоже почувствовал себя обязанным поддержать друзей, опять же хотелось ему показать и собственную твердость.
— Спрашивают же люди — чего уставился?
— За-по-ми-на-ю, — медленно, по складам произнес старик. — Чтоб с другими вас не спутать.
— Нас не спутаешь, — рассмеялся Вадим, и его подбородок, покрытый срезанными прыщами, сделался еще краснее. — Мы одни такие!
— Были, — сказал старик и, не оглядываясь, быстро зашагал к своему дому. И не было в нем уже скованности, неловкости.
Смеха за спиной он не услышал.
А Катя встретила новостью.
— Тут Валентина Петровна приходила из первого подъезда... Помнишь, ты еще помогал ей стенку собирать?
— Ну? — насторожился старик. Он даже сам не заметил происшедшей в нем перемены — настороженность вызывали самые невинные сообщения.
— Оставила ключи... Она уезжает куда-то по путевке на месяц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54