Лишь после того, как ветры и течения основательно потрепали эти деревянные связки, человек осознал, что на таком плавающем бревне он может не только ловить рыбу, но и преодолевать расстояния.
Малайско-полинезийские катамараны, имевшие «киль», вынесенный в сторону за пределы лодки, как и килевые суда Средиземноморья, были созданы впервые именно для рыбной ловли. Такие центры мореплавания античного мира, как Библос, Тир, Сидон, Угарит, выросли из незначительных рыбачьих поселений на сирийском побережье.
То же самое можно сказать и о старой морской стране – Норвегии, которая и в наши дни является одной из ведущих рыбодобывающих стран мира. В ее песнях воспевается это древнейшее ремесло.
Величие гор и долин размах
В песнях твоих веселых.
Обветрена грудь и соль на губах,
И руки на веслах тяжелых.
Волну разводит,
В ней рыба ходит.
Так пой о море, что не подводит
Тебя, норвежец.
А чайка кричит и сигналит кит,
Что сельдь пошла косяками.
Вперед, рыбаки! И уже летит
Рыбачий баркас над волнами.
А рыба в сети
Серебром блестит.
И вот уж баркас глубоко сидит
От улова.
Мы пьем за море, поем о море,
Как наши отцы, бывало.
Кормильца щедрого, доброе море,
Песня их прославляла,
Чтоб рыбы тьма
В сеть шла сама.
Сулят нам полные трюма
Чайка и кит.
Скупая, скалистая земля Скандинавии почти ничего не рождала, вот почему морской дракон на развевающемся флаге викингов пропах рыбьим жиром задолго до того, как они стали грозой европейских берегов. Неудивительно также, что, начав заниматься судостроением и мореплаванием, народы одновременно стремились развивать и рыболовное ремесло, ведь лучшей школы для моряков не найдешь.
Морской рыбак по сути дела не что иное, как простой охотник и зверолов, но в его молчаливой борьбе со штормами, холодами и лишениями уже проявляются героические черты отважного мореплавателя. Непревзойденными остались эскимосы, которые в своих маленьких лодках из тюленьей кожи – каяках – не боялись преследовать даже кита. В коже, обтягивающей корпус каяка, делался лаз из костяного кольца, к которому крепилась водонепроницаемая куртка гребца. Нередко эскимосы были вынуждены сами опрокидывать свои крошечные суденышки, чтобы высокие тяжелые волны не сломали им шею. Поэтому они предпочитали на время погрузиться в воду. Для того чтобы вынырнуть на поверхность, они применяли так называемый эскимосский переворот, делая под водой гребок коротким веслом. Это было первое, чему сын учился у своего отца в море.
Несколько имен рыболовов, вошедших в мировую литературу, представляют в ней многие тысячи безымянных героев гарпуна и сетей. В Ахаве, который в романе Мелвилла, как безумный, преследовал белого кита Моби Дика: «Я буду гнать тебя, пока не сдохну», так же как и в Сантьяго, герое захватывающего рыбачьего эпоса Хемингуэя «Старик и море», как в зеркале отражаются величие и трагедия морских охотников всех времен.
Родословная моряка начинается от рыбака, и только затем в ней появляются торговец и морской грабитель. При этом и рыбак и пират как бы руководствуются одним и тем же правилом: мы не сеем и не жнем, наша нива – море.
Возможно, некогда морской грабеж начался с того, что один рыбак, чьи сети остались пустыми, силой отнял у другого его добычу. Все-таки и рыбная ловля и охота представляли собой просто добычу, то есть сбор урожая, который никто не выращивал! И внушающие ужас морские разбойники – те же викинги, не пощадившие в своих грабительских набегах даже такие города, как Гамбург и Париж, – заимствовали идею брать, ничего не давая взамен, из образа мышления рыбаков и охотников. Моряцкого же своего опыта они набирались с детства, занимаясь ловом рыбы.
Однако великое время морского разбоя могло наступить только тогда, когда на морях появились торговые суда, груженные всякими дорогими товарами. Торговец, кровь которого тоже течет в жилах моряка, с самого своего появления на подмостках человеческой жизнедеятельности представлял собой хоть и полезный, однако довольно двойственный персонаж. В Древней Греции торговцы и воры имели одного и того же божественного покровителя. Торговец зарабатывал деньги, ничего не созидая, а только перевозя товары. И зарабатывал, как видно, совсем неплохо, что отразилось в народной, правда не очень объективной пословице: «Кто сам добра не создает – чужим радением живет».
Если раньше корабль служил только для рыболовства, морской охоты и – как на Тихом океане – переселения на новые острова, то теперь он превратился в перевозочное средство. Чем больше товаров захватишь в один рейс, тем выше прибыль. На суше торговле мешали границы. Да и дороги оставляли желать много лучшего: не всякая повозка выдержит, на вьюках же большие грузы не увезешь. Вот тогда-то моряк и превратился в транспортного рабочего, которым остается и по сей день, а сверх того – в особый вид «рыцаря удачи», связавшего свой труд и жизнь с ветром и волнами. Новое на море состояло лишь в том, что те, кто водил корабли, не были больше их владельцами.
Поначалу купец (он же и судовладелец) мог нанимать в дальние рейсы искушенных в моряцком деле рыбаков, живущих по соседству. Нередко для соблюдения своих деловых интересов он отправлялся на корабле сам или посылал доверенное лицо.
Большую часть первых подначальных моряков составляли гребцы, так как парусное вооружение только появившихся больших килевых судов было еще весьма примитивным.
Одно дело – небольшая парусная рыбачья лодка, управляемая с помощью обыкновенного рулевого весла, и совсем иное – пузатые финикийские торговые суда, осуществлявшие уже своего рода линейные рейсы между определенными портами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89