Экипаж «Сан-Антонио» был обезоружен.
Утро 2 апреля показало, что дела адмирала складываются неважно: три корабля из пяти, составлявших эскадру, были уже в руках бунтарей. Магеллан пустился на хитрость. Он послал преданного ему Эспиносу с несколькими вооруженными матросами на корабль капитана Луиса де Мендосы «Виктория» якобы для того, чтобы начать переговоры. Кичившиеся своей голубой кровью зачинщики мятежа были настолько самонадеянны, что не считали нужным соблюдать меры предосторожности. Эспиноса был принят мятежным капитаном с глазу на глаз. Когда Мендоса с издевкой потребовал безоговорочной капитуляции Магеллана, Эспиноса молниеносно выхватил спрятанный в рукаве стилет и всадил его Мен-досе в горло. Затем с окровавленным оружием в руках он выскочил из капитанской каюты и без всякого сопротивления захватил власть на «Виктории». За выполнение этого рискованного поручения Эспиноса был назначен капитаном «Виктории».
Когда о происшедшем стало известно на других мятежных кораблях, их капитаны объявили тревогу и приказали привести в готовность оружие. Но видимо, они не были едины в своих действиях. В течение следующей ночи они не предприняли никаких решительных шагов. Магеллан воспользовался этим и блокировал своими тремя кораблями выход с якорной стоянки.
Кто знает, как развивались бы события дальше, не сорвись «Сан-Антонио» в ту ночь с якоря. Незаметно для вахты корабль медленно сносило к выходу из бухты. Магеллан решил сначала, что это какая-то уловка, и немедленно изготовил свой корабль к бою. Однако вскоре ситуация разъяснилась.
Когда «Сан-Антонио» оказался в непосредственной близости от адмиральского корабля, его без единого выстрела взяли на абордаж. Выполнить это оказалось нетрудно, поскольку экипаж «Сан-Антонио» и без того не находил особого удовольствия в подчинении «благородным» капитанам, руководившим мятежом.
Теперь и главарю зачинщиков Хуану де Картахене, командиру корабля «Консепсьон», не оставалось ничего другого, как капитулировать. Так хитрость и счастливые обстоятельства помогли Магеллану навести порядок в эскадре. Теперь необходимо было для устрашения остальных строго наказать виновных, иначе следующий мятеж не заставил бы себя ждать. Ведь экспедиции впереди предстояли еще большие испытания и лишения, чем до сих пор.
Заседание суда из этих соображений было начато устрашающим актом: перед всеми экипажами, выстроенными широким полукругом, был четвертован труп Мендосы. Эта смертная казнь после смерти не имела, конечно, никакого значения для давно уже бездыханного преступника. Но смысл этого широко практиковавшегося в те времена действа был в том, чтобы не дать наказанному воскреснуть при втором пришествии.
Второй предводитель заговорщиков, Хуан де Картахена, по решению суда был высажен на берег (позднее «Сан-Антонио», дезертировавший из эскадры, снова взял его на борт). Такое сравнительно легкое наказание Картахены объясняется, видимо, его капитуляцией.
Тем ужаснее была казнь капитана Гаспара де Квеса-ды. Магеллан не удовольствовался повешением его на рее флагманского корабля. Он заставил слугу Квесады, который был ему молочным братом, отрубить голову своему брату и господину. Лишь при этом условии слуге была дарована жизнь.
Вся эта дьявольщина без промаха била в цель. Люди затаили дыхание, когда они поняли, что здесь происходит. Однако у них не было времени размышлять об этом: сорок человек, главным образом матросов, закованных в кандалы, уже тащили на эшафот. Среди них был и кормчий баск Хуан Себастьян Элькано, приведший впоследствии единственный уцелевший корабль эскадры на родину. Когда первый из них положил голову на плаху и палач занес уже меч для удара, вперед вышел Магеллан с поднятой рукой.
Генерал-капитан обратился к присутствующим с короткой речью, в которой бичевал трусость и робость перед великими свершениями человечества. Затем он помиловал приговоренных к смерти: потребность в людях была огромная, каждый человек был на счету. Где бы он нашел им замену? Однако об этом он, естественно, умолчал. Зрители, глубоко тронутые этим судебным спектаклем, бурно выражали свое одобрение. С этого дня Магеллан стал для них своим, и горе тому, кто еще раз осмелился бы поднять на него руку!
Эти примеры – свидетельство того, что раздоры на корабле могут возникать из-за довольно разнообразных причин. Однако и здесь в основном борьба идет за то же самое, за что борются труженики других профессий, – за лучшие условия труда и жизни и достойное человека обращение.
В прежние времена, когда капитан во время дальнего плавания не имел связи с судовладельческой компанией, его власть была почти неограниченной. Вследствие этого во Франции его называли «maitre apres dieu» – «первый после бога». Но в этой сверхконцентрации власти заключалась всегда и опасность злоупотребления ею. Лишь немногие капитаны уважали в членах экипажа человеческое достоинство и были справедливы. Иные же своим произволом и корыстолюбием превращали жизнь экипажа на корабле в ад. Простой матрос был бессилен противостоять произволу капитана, поскольку за ослушание полагалось строгое наказание. Для защиты от злоупотреблений властью имелось только одно средство: подача жалобы задним числом, после возвращения корабля на родину. Однако суд, разбиравший заявления обиженных моряков в порту приписки, как правило, выносил решения в пользу капитана. Чаще же дело до суда вовсе не доходило, а заявления попадали прямо в корзину для бумаг.
В 1828 году на «Мэри Рассел» появились первые признаки возмущения со стороны команды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89