О ней ходили странные слухи: я знала, что мама спасла ее в штормовую ночь Хэллоуина, поэтому и возникли эти слухи.Может быть, так оно и было, но я вдруг вновь подумала о том, что всего три месяца, как умерла мама, а отец уже женился на Марии.— Тамсин, ты не спишь?Это была Сенара, мы продолжали делить с ней комнату. Мы могли бы иметь каждая отдельную, потому что в замке их было множество, но Сенара была против этого. Она сказала, что ей нравится эта комната, и она любит разговаривать со мной по ночам. Комната была, как многие в замке, — большая, с высоким потолком, но в одном она была удивительна: один из моих предков сделал маленькую пристройку к ней. Он раньше жил во Франции, и там ему понравилось это: своеобразный альков, отгороженный тяжелым красным занавесом. Сенара любила прятаться за ним, а потом выскакивать в надежде напугать меня.Сейчас я ей ответила:— Нет, не сплю.— Ты думаешь о нем? — сказала она осуждающе.— Кого ты имеешь в виду? — спросила я, зная ответ.— Фенна Лэндора.— Но он наш гость.— Ты думаешь, он особый гость, да?— Каждый гость всегда особый.— Не уклоняйся, Тамсин. Ты знаешь, что я имею в виду, тебе он слишком нравится.Я молчала. Она встала со своей постели и опустилась на колени возле меня.— Тамсин, — очень серьезно начала она, — никто не отберет тебя у меня, никто.— Никто и не собирается отнимать. Мы с тобой всегда будем как сестры.— Я возненавижу всех, кого ты будешь любить больше, чем меня.Я подумала: «Какая она еще маленькая!»— Иди ложись, Сенара, ты простудишься.— Помни об этом! — воскликнула она.На следующий день, когда я показывала Фенну замок, мы пришли на кладбище около старой нормандской часовни. Я показала ему могилу мамы рядом с двумя другими.— Это же могила моей тети! — сказал он, подошел и преклонил колени возле нее. — Моя тетя и твоя мама. А кто это?— Это — моряк. Он утонул и был вынесен на наш берег. Мы похоронили его здесь.— Интересно, кто он был?— Если бы я знала! Надеюсь, есть кому грустить о нем.Фенн опечалился. Наверное, он подумал о своем отце.— Много моряков лежат в таких могилах, а их семьи ничего о них не знают.— Мало кого выносит на берег.— Да, дно океана — это кладбище большинства, я знаю.— Ты так много думаешь об отце?— Прошло уже шесть лет, как мы потеряли его, но он как живой стоит передо мной. Ты поняла бы, если бы знала его: он был добрый и хороший человек в этом мире, таком нехорошем и недобром, вот что делало его не похожим на других. Мама говорит, что он родился раньше своего времени. Он был, как будто из другой эпохи, когда люди станут мудрее и добрее.— Это замечательно, когда жена может так сказать о своем муже.— Он был чудесный муж! — Фенн вдруг сжал кулаки. — Придет день, и я узнаю, что произошло с ним.— Разве неясно? Его корабль, должно быть, утонул в море?— Наверное, ты права, но у меня такое чувство, что когда-нибудь я услышу другое.— Как было бы хорошо, если бы он возвратился к жене! Мой дедушка тоже на несколько лет пропал — был взят в плен и был рабом, но бабушка никогда не теряла надежды, и он вернулся. Бедная бабушка, эта потеря для нее сейчас ужасна!Фенн задумался, а я очень хотела знать, о чем.Вдруг он сказал:— Тамсин, ты могла бы выполнить мою просьбу?— Конечно. Какую?— Ты посадила розмарин на могилу матери?— Она любила его, поэтому я и посадила. Его еще сажают в знак памяти.— Ты можешь посадить куст и на эту могилу?— Конечно!— Неизвестный моряк? Кто знает, где мой отец? Посади розмарин, как будто для моего отца. Ты сделаешь это для меня, Тамсин?— Не сомневайся!Он встал и взял мои руки в свои, потом чуть коснулся губами моего лба. Я была блаженно счастлива, потому что этот поцелуй возле могилы моей матери и неизвестного моряка был символом. Это было как клятва в верности. Я знала, что полюбила Фенна, а вот любил ли он меня? Но, думаю, что любил тоже.Фенн уехал на следующий день, но еще до отъезда я посадила куст розмарина и увидела, что он был очень доволен.— Ты из тех, кто выполняет свои обещания, — сказал он.Перед тем как уехать, он сказал, что хотел бы, чтобы я погостила у его родителей. Он сделает так, что они скоро пригласят меня. Я помахала ему рукой, а потом поднялась на крепостной вал, чтобы как можно дольше его видеть. Сенара подошла и встала рядом.— Ты по уши влюблена в него! — обвинила она меня.— Он мне нравится, — призналась я.— Ты знаешь, что не должна этого делать. Ты должна быть равнодушной, это он должен быть без ума от тебя. Теперь, я думаю, он попросит твоей руки, ты уедешь к нему, и я больше тебя не увижу.— Какая ерунда!— Нет, я останусь здесь, а это мне не нравится.— Когда я выйду замуж, если выйду, ты поедешь со мной?— Какая польза от этого? Мы всегда были вместе, мы делили с тобой одну комнату, ты была мне сестрой с тех пор, как я помню себя.Она надула губы и стояла, сердитая. Вдруг взгляд ее стал злым.— А если я сделаю его изображение и воткну в него булавки? Тогда он умрет, потому что я проткну его сердце! Никто не будет знать, как он умер, кроме меня.— Сенара, я не хочу слышать таких слов!— Умирают животные, умирают люди. Никто не знает, отчего. Нет никакого знака… Просто умирают, это — «злой глаз». А что если я положу его на твоего «драгоценного возлюбленного»?— Ты не сможешь и не сделаешь этого, даже если бы он и был моим возлюбленным. Он не возлюбленный, а просто хороший друг. Сенара, умоляю тебя, не говори таких вещей, это опасно. Люди услышат это и примут за правду. Ты не должна этого говорить.Она увернулась от меня и высунула язык — ее любимый жест, когда она хотела рассердить.— Ты уже не ребенок, Сенара, надо быть благоразумной.Она стояла, не шевелясь, сложив руки на груди и посмеиваясь надо мной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109