И это тревожило его больше всего. По опыту Гримсби, подобные события, выходившие за границу обычного порядка, к добру не вели.
– Я… – произнес Уолли, выпрямляясь, – прошлой ночью слышал разговоры в кабачке. Не знал, что речь идет именно об этом, но люди спрашивали насчет мальчишек.
Неуверенный тон и бегающие глаза не ускользнули от внимания Гримсби. Глухо зарычав, он схватил парня за ухо и стал безжалостно крутить.
– И что еще ты слышал?!
Уолли от неожиданности взвыл и стал извиваться.
– Ой!
Но Гримсби, не выпуская его, подался ближе:
– Они, случайно, не интересовались, кто в округе может содержать воровскую школу?
Молчание Уолли было достаточно красноречивым.
– Кто-то проговорился? – допрашивал Гримсби едва слышным шепотом.
Уолли попытался качнуть головой, но тут же болезненно сморщился.
– Нет! Никто ничего не сказал. Просто удивлялись, что люди расспрашивают о каких-то мальчишках, вот и все.
Гримсби сделал зверскую гримасу и отпустил парня.
– Иди к мальчишкам.
Настороженно глядя на него и потирая горевшее ухо, Уолли повернулся и побежал наверх.
Гримсби вернулся к прилавку и еще раз просмотрел объявление. Имена и описания его не беспокоили; мальчишки не покидали дома и теперь уже не покинут, разве что по ночам. А в темноте все пострелята выглядят одинаково.
Его тревожила награда. Пока все молчат, но кто-то где-то как-то непременно развяжет язык. В этих местах многие готовы мать родную продать за медную монету. И его совсем не утешает то, что награда предложена за мальчишек. Не за обнаружение воровской школы. Даже ближайшие соседи не видели мальчишек, так что с этой стороны он в безопасности. Но учеников необходимо выпустить на улицу: это входит в последнюю часть обучения.
Уолли должен был вывести их пошататься по Мейфэру, привыкнуть к широким улицам, найти возможные места укрытия, такие как подвалы и ступеньки, ведущие к ним. Подобных местечек в Ист-Энде не существовало, а прилежные маленькие грабители должны знать ландшафт мест, в которых предстоит работать.
Теперь же все это придется проделывать ночью, а Уолли ни за что не справится сам. Придется Смайту этим заняться. И даже тогда…
Трудно представить, что Алерт захочет рисковать провалом плана. К тому же до начала всего предприятия остается неделя-полторы. Не больше. Несмотря на холод, ползущий по спине, Гримсби боялся идти на попятную, тем более что Алерт держит меч над его головой.
Нужно помнить и о Смайте.
Гримсби в который раз уткнулся в объявление. Будь его воля, выгнал бы в шею мальчишек, велел бы им расходиться по домам и умыл бы руки. Он слишком стар для тюрьмы и ссылки.
Но Алерт не снимет его с крючка. Он аристократ и к тому же спесив.
А вот Смайт… он знает, что делать.
Этим же днем Пенелопа нежилась на большой кровати Барнаби и не могла вспомнить, когда еще испытывала такое умиротворение. Такое довольство.
За окном виднелось серое ноябрьское небо. Сегодня воскресенье. Улицы почти опустели, а в ледяном ветре ощущался запах зимы.
Зато в комнате тепло и уютно. В камине ярко горит огонь. Пенелопа спряталась под одеяла, ей было лень даже шевельнуться. В кровати со спущенными шторами она чувствовала себя как в пещере тайных наслаждений и запретных восторгов. Наслаждений и восторгов, которые буквально плавили ее тело и кости.
После раннего обеда она сказала матери, что у нее много дел в приюте, и отправилась в наемном экипаже на Джермин-стрит. Когда они вчера вечером приводили себя в порядок в салоне леди Карнеги, Барнаби упомянул, что по воскресеньям у Мостина выходной. Он сам открыл ей дверь, сразу же схватил в объятия и стал развлекать.
– Возьми.
Она подняла глаза. Обнаженный Барнаби стоял у кровати, предлагая ей бокал хереса. Пенелопа с благодарной улыбкой протянула руку:
– Спасибо.
Подкрепиться совсем не помешает: еще рано, а, как стало ясно за последний час, ей еще многому нужно учиться.
Впитывать и познавать. Разбираться, почему она так реагирует на его ласки.
Она и понятия не имела, что это такое увлекательное занятие. Такое всепоглощающее. Требовательное. И не только физически. А вот что еще… она до конца не понимает.
Да, ее увлечение нельзя назвать чисто физическим.
И сознание этого интриговало ее еще больше.
Она пригубила херес, наблюдая за ним из-под полуприкрытых век. Он подбросил дров в огонь и шагнул к кровати.
Взял свой бокал с пристенного столика, поднял одеяло и лег рядом с ней. Близость его обнаженного тела, всегда такого теплого, и отсутствие всяких барьеров между ними кинули ее в дрожь предвкушения.
Теперь, когда она знала, что обещают его ласки, это предвкушение становилось острее и ярче.
Она словно нежилась в спокойном море удовольствия и едва не мурлыкала от счастья. Хотя ее беспокоили неудачные поиски мальчиков, на этот момент раздражение и тревога отступили. Ушли за пределы этой кровати. Этой комнаты.
Здесь же, в этой комнате и в этой постели, она испытала не только наслаждение и восторг, но и глубокое чувство покоя.
Барнаби тем временем пил вино и рассматривал ее профиль. О чем она думает? Судя по безмятежному лицу, не о расследовании. Они уже обсудили их общее дело до того, как он увел ее в спальню. Расстроенная полным отсутствием новостей, она последовала за ним, радуясь возможности отвлечься.
Они провальсировали в комнату, после чего мужчина пинком захлопнул за собой дверь и повел Пенелопу к постели, раздевая на ходу.
Она отвечала с почти трогательной готовностью, хотя попытка избавить его от сорочки немного смутила Барнаби. Он не ожидал, что она отнимет у него главенствующую роль, но так оно и случилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90