Ему виделась Лили вместе с Эдвардом, белокурым, красивым, юным. И жгучая ревность захлестнула Ги. Он, тридцатилетний, не мог оспаривать молодость этого сакса… Ужаснее всего было то, что Ги осознавал свою ревность. В душе он горько смеялся над собой — как глупо, как просто его провели! А ведь он уже любил Лили и решил подождать, пока она сама не захочет… Но теперь он поступит с ней так, как ему заблагорассудится.Лили понимала, что любит Ги. Больше не было смысла отрицать это и обманывать себя. Но ей было невыносимо, что он смеет дурно думать о ней, и она не хотела, чтобы ее брали силой. Лили ругала себя за то, что не согласилась раньше, когда Ги был добр и ласков.Ги так легко выскользнул из своей одежды, что Лили и глазом моргнуть не успела, как обнаружила, что он уже обнажен и склонился над ней. Бедра его были тверды, как железо. Он грубо поцеловал Лили. Когда она вырвалась, чтобы вдохнуть воздуха, его губы скользнули по ее шее и ниже, к груди. Поняв, какую сокрушительную стихию она разбудила в нем, Лили ужаснулась. Вожделение, подхлестываемое гневом, накрыло его как бушующий, вал, который безжалостно смел все ее мольбы и отказы. Ее соски устремились вверх, и ей стало безнадежно ясно, что он возбуждает ее, как бы она этому ни противилась. Коленом он раздвинул ей ноги и попробовал овладеть ею, но что-то мешало ему сделать это, а она закричала от боли.— Так ты еще девушка! — проговорил он. Ги тут же отодвинулся и в изумлении уставился на нее.— Разве это имеет значение, норманн? — вскричала она.— Я не насилую девственниц, леди. Мягкой льняной простыней он осторожно стер пятно крови с бедра Лили и попробовал обнять ее. Она откатилась на другую сторону кровати и зарыдала, свернувшись калачиком. Сердце его вознеслось к небесам при мысли о том, что она не знала ни одного мужчины. И он спросил, ласково склонившись над ней:— Как долго ты была замужем, любовь моя?— Только один день, — просто ответила она.— Будь ты моей женой, мне бы этого времени хватило, — прошептал он и, взяв мягкое меховое одеяло, укрыл ее, чтобы она не озябла.Лили ничего не стала объяснять Ги, и он поднялся с постели и опять оделся. Нежно проведя рукой по ее волосам, он шепнул: «Простите меня, Лили!» — и ушел вниз, ночевать со своими воинами, дав ей возможность уединиться, о чем она столько раз просила его.
Эдгарсон вбежал в хижину. Ему не терпелось выложить очередную новость. Мать схватила его за руку.— Где ты шляешься? Давно пора спать.— Новый лорд посадил Эдварда на цепь в конюшне, — сообщил он Эдвине.Она побледнела и вскричала изумленно:— Почему? Что случилось?— Мне не сказали. Может, его убьют поутру, — ляпнул мальчишка.— Ах нет! Я пойду к нему! — твердо сказала Эдвина, отбросив одеяло и натягивая платье.— Нельзя выходить из дому в эту пору, Эдвина. С тобой что-нибудь случится, — умоляюще сказала мать.— Я должна, матушка! Я его люблю!— Я знаю, дитя мое, — грустно отозвалась та, качая головой и давая дорогу дочери.Эдвина бежала, не обращая внимания на темноту, хотя прежде никогда не осмеливалась выходить по ночам одна. Прибежав в конюшню, она нашла там Эдварда, прикованного цепью к стене. С удрученным видом он сидел на охапке соломы. Эдвина опустилась на колени перед ним. Эдвард с испугом взглянул на нее.— Эдвина?! Что ты здесь делаешь? Не нужно бы тебе приходить сюда! — молвил он предостерегающе.— Я должна все знать! Что случилось, Эдвард? — спросила она умоляющим голосом.Он покачал головой.— Не знаю, но думаю, это как-то связано с набегом. Монтгомери, наверное, решил, что я имею к этому какое-то отношение, потому что я сакс.— Ему следовало бы знать, что вы не можете иметь никакого отношения к поджогу хижины, — возразила Эдвина.— Человека до всего можно довести. Как знать, будь я в бегах, и я, возможно, был бы вынужден добывать себе пропитание таким образом.— Никогда! — заявила она. — Вы человек чести.— Я только надеюсь, что это никак не связано с Лили, — подумал он вслух.— Лили? — прошептала она.— Она пришла в мою опочивальню вчера ночью сказать, что моей матушке очень плохо. А Монтгомери увидел нас.— Вы любите Лили? — спросила она со страхом.— Разве можно знать Лили и не любить ее? — задумчиво пробормотал Эдвард. — Боже, я боюсь не за себя, а за Лили — ведь она в его руках!— Не тратьте на нее свою жалость; он, как и всякий мужчина, закроет глаза на ее грехи.— Эдвина, это недобрые речи, — упрекнул он девушку.— Ничего не поделаешь. Я так беспокоюсь за вас. Что с вами будет? Брат сказал, что утром вас убьют!— Эдвина, я ни в чем не виноват. И если я предстану перед судом, меня, конечно, не убьют. А теперь иди. Я не хочу, чтобы у тебя были из-за меня неприятности. С узниками не стоит fraternize.— Fraternize? — переспросила она.— Это французское слово. Оно означает — обращаться как с братом.— Я не думаю о вас как о брате, Эдвард, — и она покраснела.— Уходи же, — настаивал он, — и будь осторожна! Если тебя увидит кто-нибудь из воинов, тебе не поздоровится.Эдвина ушла. Но отправилась не домой, она поспешила к Мораг. •— Мораг, прощу тебя, помоги мне! Лорда Эдварда посадили на цепь в конюшне, и я боюсь за его жизнь! — сказала она умоляюще.— Норманны не убьют его, — убежденно ответила Мораг.— Откуда ты знаешь? — спросила Эдвина сквозь рыдания.— Разделенная власть — это половинная власть, — был загадочный ответ.— Это связано с Лили? — спросила Эдвина.— Про молодого лорда одно скажу: бойся Лили, а не Монтгомери, — предостерегла ее Мораг.— Эдвард любит ее! — воскликнула Эдвина.— Ага, а ты любишь молодого лорда, — сказала Мораг.Эдвина удивленно уставилась на нее, потом произнесла, опустив глаза:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87