Когда вы обоснуетесь в Чипстоуве, вы позволите мне навестить моего дядю Губерта?
— Разумеется, сэр Рикард! Признаться, погрузившись в свои заботы, я позабыла и думать о бедном изгнаннике! Но учтите, о том, куда мы держим путь, не должен знать никто! Пусть все в Одигеме думают, что я возвращаюсь в Виндзор.
— Не беспокойтесь, миледи! Я не пророню об этом ни звука! Никто из здешней челяди ничего не узнает.
Однако сэр Рикард не стал бы с такой уверенностью утверждать это, если бы мог видеть, как рыжекудрая Бренда, подслушивавшая у двери, выпрямилась и неслышно прокралась по коридору к винтовой лестнице.
25
В течение трех бесконечно долгих дней и ночей Симон повсюду искал Элинор, но та словно в воду канула. Он наведывался в башню, в знакомый сад, он бродил по переходам Виндзорского дворца, недоумевая, где она может скрываться. Обучая воинов гарнизона владению луком, мечом и копьем, он то и дело бросал тоскливые взгляды на окна королевских покоев, надеясь увидеть там темноволосую голову «малютки Кэт», как он про себя называл принцессу. Однако на его обнаженный торс с вытатуированными на предплечьях драконами взирали лишь его величество и королева Элинор. Красавицу все больше пленял этот статный великан, который был на голову выше всех окружающих мужчин. Он с таким неподражаемым искусством управлялся с тяжелым двуручным мечом, что из груди королевы не раз вырывался вздох восхищения.
Симон был одинаково нелюбим как савойярами, так и новообретенными родственниками короля. «Они все как один завидуют ему, — думала королева. — Ведь по сравнению с ним они кажутся жалкими карликами». Однажды, высунувшись из окошка приемной, она милостиво пригласила де Монтфорта на ужин.
— Приходите к нам, когда пожелаете, — приветствовала она его у входа в обеденный зал. — Негоже графу Лестеру изо дня в день делить трапезу с худородными рыцарями, пажами да оруженосцами.
— Но я ничего не имею против такой компании, ваше величество! — возразил Симон. — Отсутствие титула — это ведь не порок и не прегрешение.
— Как странно слышать подобное из уст прирожденного вельможи! — И королева кокетливо указала ему на стул подле себя.
— Но ведь именно простые, незнатные люди своим трудом и отвагой сделали Англию великой страной, — усаживаясь на предложенное место, сказал Симон. — Ваш дед, — обратился он к королю, — считал, что простолюдины должны принимать участие в управлении государством. Мне думается, что со временем так оно и будет.
Генрих протестующе замотал головой:
— Мне хватает проблем с баронами и Советом. Если и простолюдины примутся вмешиваться в дела управления страной, она загудит точно пчелиный улей.
Королева лукаво улыбнулась и похлопала Симона по руке:
— А как насчет женщин? Их, по-вашему, также следует принимать в Совет?
— Кто знает? — усмехнулся Симон. — Возможно, когда-нибудь и они станут заседать в парламенте.
— Вы позволили бы подобное своей жене? — игриво осведомилась Красавица.
— Вот уж нет! Жена должна заниматься домом и детьми! — твердо ответил Симон.
— Теперь, дорогая, когда сэр Рикард де Бург отбыл в Одигем с принцессой Элинор, ты решила донимать своими колкостями графа Лестера, — тоном добродушного упрека обратился к жене Генрих. — А ведь ему скорее всего невдомек, что ты просто шутишь! — И он весело подмигнул Симону.
— Сир, — охрипшим от волнения голосом заговорил Симон, — я давно уже хотел наведаться в свои владения Лестер и Ковентри, если на то будет ваше милостивое согласие…
— Разумеется, поезжайте, — кивнул Генрих. — Но не задерживайтесь там надолго. Вы нужны мне здесь, чтобы охранять мою особу и держать в повиновении дворцовый гарнизон!
Королева подкрепила эти слова мужа самой пленительной из своих улыбок.
Симон с трудом дождался конца трапезы. Мысли об Элинор вновь овладели всем его существом, и он делал над собой мучительнейшие усилия, чтобы не утерять нить разговора и не ответить монаршим особам невпопад. Душа его ликовала. Через несколько часов он увидит Элинор, ощутит у своих губ нежное, ароматное дыхание. Какое счастье, что их ведичествам пришло в голову позвать его сегодня на ужин!
Он примчался в замок Одигем вскоре после полуночи и, не желая тревожить его обитателей в столь неурочный час, улегся на солому в глубине конюшни и немедленно заснул.
Ранним утром Симона разбудило прикосновение чьих-то торопливых пальцев к его восставшему за время ночного сна члену. Он вскочил на ноги и, увидев перед собой пухлую рыжеволосую девушку, отрывисто спросил:
— Кто ты такая и что здесь делаешь?
В глазах девушки читалось такое откровенное вожделение, что он невольно усмехнулся.
— Я… я — служанка. Я пришла к Тернеру, главному конюху, но он, наверное, ночевал нынче в своей хижине. А как вы здесь очутились, сэр?
— Я приехал из Виндзора с письмом для графини Пембрук.
— Ее здесь нет.
— Где же она?
Бренда потупила глаза и едва слышно пробормотала:
— Она вернулась в Виндзор.
— Лжешь! А ну-ка скажи мне правду, где твоя госпожа?
Бренда призывно взглянула на него и окрепшим голосом проговорила:
— Я… Это тайна! Пойдемте в мою комнату, там я вам все расскажу.
Симон достаточно хорошо разбирался в женщинах, чтобы не понять, какие чувства владели этой смазливой, разбитной служанкой. Но он был не настолько глуп, чтобы, рассчитывая на благосклонность госпожи, затевать интрижку с ее камеристкой. Сомкнув свои пальцы на ее горле, он потребовал:
— Скажи мне это теперь же!
— Вы… Вас послал епископ Винчестерский? — прошептала Бренда.
Симон помотал головой:
— Где Элинор?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110