он быстро пошел к двери, но потом опомнился и остановился. Горестно предложил:
— Начни-ка еще и ты меня душегубцем изображать…
— Папенька!
Астахов расстроенно присел на банкетку у двери.
— Поневоле вспомнишь народную мудрость: за свой труд попал в хомут!.. Кому расскажи — не поверят! Девятнадцатый век на дворе, а я будто язычник какой, что от христиан в пустоши скрывается. Сидит в норе и боится нос наружу высунуть, ведь гонители по следам идут, и он уже слышит зловонное дыхание псов, коих они на привязи ведут, чтобы нечестивца затравить… Эк ты на меня подействовала! Разошелся, почище иного романиста…
Князь с досадою стукнул себя по коленке.
— Вишь, как заговорил!.. Оправдываться стал, а сие указует на то, что виноват… А и виноват! Кому доверился? Женщине, у коей волос долог, да ум короток… Смешно сказать, в ногах у меня валялась: отпусти, родимый, пожалей!.. У мужа просилась к полюбовнику уйти! Другой бы тут же, на месте, и убил неверную!.. Вот и доныне: рассуждаю перед тобой, а у самого в груди все горит…
— Папенька, — испуганно проговорила Лиза, — но ты мне никогда о том не сказывал. Только пояснил, что осерчал на матушку да отправил ее с глаз долой…
— Ну да, а ты хотела бы, чтобы я перед тобой, сопливкой, твою же родную мать позорил?
— Но ежели она сама…
— Сама… Тетка Софи оказалась права: наследственность у твоей матушки тяжелая… Три дочери было у ее матери, и все трое плохо кончили: одну муж с любовником застал и убил в припадке ревности. Другая с турецким торговцем сбежала. Он ею попользовался, да в гарем продал. Какому-то собрату-купцу…
А той, о ком мы с тобой говорим, итальянский певец полюбился. Без гроша в кармане… Матушка-то твоя тоже романы обожала. Мнилось, и в жизни так же — с милым рай в шалаше… Денег я ей, понятно, не дал.
Согласись, это было бы уже чересчур…
— Боже мой, — прошептала Лиза, — как же ты столько лет… жил один, терпел напраслину…
— Единственно, перед кем я виноватым себя чувствую, так это перед Вергилием… Иванычем. Заставил его лжесвидетельствовать. На живую свидетельство о смерти сочинять. Я ему такие деньги предлагал! Ни копейки не взял. Сам же он, кстати, и придумал закрытый гроб похоронить. Любопытным объяснял что-то по своему, по-научному…
— А нельзя было просто так отпустить ее, да и все?
— Нельзя. Мне надо было о подрастающей дочери думать. Живой-то она могла себе много чего вытребовать. Атак я ей условие поставил: хочешь с другим жить — умри!..
— А если она все-таки объявиться захочет?
— Иными словами, нарушить наш договор? Уж тогда-то я с нею церемониться не стану.
— Она все-таки моя мать, — тихо заметила Лиза.
— Лизочек! — Он опять обнял дочь. — Конечно, я не мог заменить тебе мать, но я всегда старался быть с тобою рядом… Нынче баронесса Милорадович пеняла мне, что ты без женского присмотра выросла.
Надо, мол, было хоть мачеху в дом привести. Но представь, как я мог обмануть какую-нибудь добрую женщину и венчаться с нею в церкви, будучи тогда двоеженцем. Ведь пока жива твоя мать…
— Спасибо, папенька, что ты не привел мачеху и никому под присмотр меня не отдал! Обещаю впредь вести себя так, чтобы ты меня не стыдился и не угрызался муками совести, что чего-то там мне недодал…
Ты — лучший отец на свете!
— Нет, не успокаивай меня, Лиза, я порой о своей роли отца забывал. Иной раз в тоске кое-что вытворял… Прости, ежели нанес ущерб твоему положению. Быть дочерью колдуна… Не каждый из молодых людей отважится такую назвать своей невестой…
— Как и иметь невестой ведьму, — улыбнулась Лиза и обняла отца. — А все равно я тебя люблю.
— Ишь, мягко стелет! — нарочито возмутился князь. — Значит, все равно?
— Каюсь, я так, из вредности, — повинилась Лиза.
— Ладно, завтракай. Кофе-то небось остыл?
Он вышел из спальни дочери, прикрыв за собою дверь.
С некоторых пор у Лизы появился закадычный друг по имени Петр Жемчужников. То есть он хотел быть для красавицы-княжны больше, чем просто друг, и в надежде на перемены в своем положении пока решил быть при своей принцессе в качестве пажа или мальчика на побегушках, чтобы иметь возможность видеться с ней и вовремя пресечь опасность в лице какого-нибудь ловеласа, могущего заступить ему дорогу.
Вот к нему-то, к Пете, едва позавтракав и одевшись, послала с поручением свою горничную Елизавета свет Николаевна.
По отцовской линии Петр Жемчужников был незнатен. Мать его, Дарья Петровна Голикова, происходила из семьи аристократической, но бедной. Род Голиковых восходил чуть ли не к Рюриковичам. За Дарьей приданого не давали, но посватавшийся к ней в свое время Валерьян Жемчужников никогда о том не пожалел. Его капиталов вполне хватало, чтобы не помышлять о такой мелочи, как приданое.
Брак Валерьяна с Дарьей можно было бы назвать идеальным. Тонкий такт, образованность, изящное воспитание жены вкупе с большими деньгами и богатырским здоровьем мужа.
Дети у Жемчужниковых выдались как на подбор: два сына, высокие, стройные, ловкие, и две дочери-красавицы. Отношение к деторождению у супругов Жемчужниковых тоже было нетрадиционным. Дарья Петровна по согласованию с мужем не пустила дело на самотек, а родила четверых, да, как она сама говорила, мешок и завязала.
Оказался в ее женском арсенале некий не то греческий, не то египетский секрет, благодаря которому женщины из рода Голиковых рожали, когда хотели. И сколько хотели. Оттого Дарья Петровна в свои сорок восемь лет имела внешность моложавую, а фигуру, по выражению любящего мужа, как у девушки.
Жизнь в семье без напряжения, в атмосфере дружеского веселья и шутки сделала дом Жемчужниковых желанным для многих петербуржцев, жаждущих отдохнуть душой от суетности повседневного бытия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90