Раздалось бряцание оружия, и в зал вошел Сеян в парадном мундире. Он с почтением поклонился сенаторам и стал возле трибуны, бросив взгляд на Сатурнина.— Сообщи нам, префект, с чем ты пришел, — приказал консул.— Я принес доказательство того, что сенатор Сатурнин виновен в государственной измене, — сразу сказал Сеян, — Вот оно.И он поднял вверх руку, которая сжимала навощенные таблички.— Что это, поясни, — попросил Апулей.— Это письмо, — ответил Сеян, дерзко взглянув на Сатурнина. — Адресовано оно человеку, который до вчерашнего дня называл себя Агриппой Постумом, а отправил его стоящий здесь сенатор Гней Сентий Сатурнин.Это было то самое письмо, которое Либон привез в Остию. Эвдем нашел его в кармане у Постума и немедленно передал Сеяну. И вот теперь оно должно было уничтожить того, кто его написал.Гатерий схватился за голову. Все кончено! Против этого обвинения Сатурнину ж устоять. Ведь действительно, налицо государственная измена. И неважно, был ли адресат Постумом или беглым рабом — в глазах закона оба они являлись преступниками и всякое сношение с ними подпадало под статью об антигосударственной деятельности. Сатурнину нечего возразить. Он погиб окончательно и бесповоротно.Сенатор и сам понял это.— Что ты можешь сказать в свою защиту? — вопросил консул Апулей.— Только то, — глухо ответил Сатурнин, — что письмо это я писал человеку, которого сам Божественный Август назвал в своем завещании главным наследником. И для меня Агриппа Постум не являлся и не является преступником.— Вы посмотрите на него! — возмущенно крикнул Аттик. — Для него не является? А как же закон?— Изменник! Изменник! — заорали сенаторы.Сатурнин молчал.— Dura Lex, sed Lex, — торжественно провозгласил консул Апулей. — Закон суров, но это закон. Стража, арестуйте этого человека!В зал быстро, словно уже ждали за дверью, вошли несколько стражников. Цепи лязгнули на руках сенатора Сатурнина.— Увести, — скомандовал Сеян.Конвой повел арестованного к выходу.— Прошу спокойствия! — крикнул консул Апулей. — Продолжаем наше заседание! Кто еще хочет выступить? * * * День клонился к вечеру, сумерки уже опустились на город. А в кабачке «Старая лошадь» в Аполлинском квартале по-прежнему кипели страсти, люди все обсуждали ночные события, которые обрастали самыми фантастическими и невероятными подробностями.Наконец, Никомед, который выпил уже пару кувшинов вина, не выдержал.— Да что вы тут болтаете? — взвился он. — Вот глупцы! Ведь никто из вас не знает, как все было на самом деле.— А ты знаешь? — недоверчиво спросил кто-то.Никомед обиделся.— Еще бы, — гордо бросил он. — Уж кому, как не мне знать. Это я заманил в Рим того парня, уж не разберу, Агриппа он или Клемент. Это я предупредил преторианцев...Его слова прервал оглушительный хохот.— Иди проспись! — закричали ему.— А за твое вино, наверное, сам цезарь платит, да? — издевались другие.— Дурачье! — разъярился Никомед. — Не хотите, не надо. Больше ничего не скажу.И он нетвердым шагом вышел из корчмы на темную улицу.Лишь один человек в зале не разделял всеобщего веселья, а внимательно присматривался к греку. Заметив, что тот вышел, этот человек незаметно последовал за ним.В кривом переулке он нагнал Никомеда и крепко схватил его за плечо.— Постой-ка, приятель, — сказал он. — Так это ты, значит, предал Постума?— Кто ты такой? — возмутился осторожный Никомед. — Никого я не предавал. Оставь меня в покое.— Понятно, — сказал человек с нехорошей усмешкой. — А ты, случайно, не помнишь, как подобрал меня в море и хотел без суда вздернуть на рее, а?Никомеду стало плохо.— Пусти меня! — взвизгнул он и попытался вырваться.— Вспомнил, — тихо, с ненавистью произнес мужчина. — Ну, тогда получай. Долг платежом красен.И он с силой всадил в живот грека широкий, острый пастушеский нож. Никомед всхрапнул, его глаза полезли на лоб, изо рта выбежала струйка крови, и шкипер мешком повалился на землю.Феликс вытер нож о хитон грека, спрятал его и неторопясь вернулся обратно в корчму. Глава XXIPollise verso! Pollise verso (лат.) — «Добей его!» — Возглас, которым зрители в амфитеатре требовали смерти потерпевшего поражение гладиатора.

Ливия встретила сына после заседания сената.— Что ж ты, — спросила она презрительно, — не мог дать отпор этому наглецу? Ведь он же прилюдно облил грязью и тебя, и меня. Если бы я не отправила Сеяна с письмом, ты бы еще и признался во всем.— Замолчи, — рявкнул злой, как собака, Тиберий. — Кто мне обещал, что все уже в прошлом? Вот тебе, пожалуйста!— Ничего, — улыбнулась Ливия. — Сатурнин — наша последняя головная боль. И можешь считать, что мы ее уже вылечили.— Как же, — не согласился Тиберий. — Он еще должен будет предстать перед судом, и богам только известно, что там наговорит.— Да ты рехнулся, — спокойно сказала Ливия, — Какой суд? Опомнись! Он просто не выйдет из тюрьмы.— Думаю, сенаторам это не понравится, — задумчиво сказал Тиберий. — Все-таки патриций, консуляр...— Да плевать тебе теперь на сенат! — взорвалась императрица. — Неужели ты настолько глуп, и ничего не понял? Ведь ты же цезарь! Настоящий цезарь! Ты и только ты будешь решать, что хорошо и что плохо, как поступить в том или ином случае, кого казнить, кого помиловать. И никто не посмеет возразить!— А если посмеют? — с вызовом спросил Тиберий.— Тогда ты не цезарь, — бросила Ливия, — и тебе самое место где-нибудь на Родосе в должности куратора водопроводов.Тиберий молча проглотил обиду.— А где этот... беглый раб? — спросил он.— Здесь, в дворцовом подземелье, — ответила Ливия.— Ты что? — ужаснулся цезарь. — Слышала, какой шум поднял Сатурнин? А если его вдруг найдут и опознают?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158