– Нет. Он у меня будет слушаться!
– Не ты здесь командуешь!
– Над больными – ты. А прислуга подчиняется мне. Приказ мэра!
Отец Буасси медленно поднялся и стал между стражником и возницей.
– Нет, – сказал он, – отныне я отвечаю здесь за все.
У стражника забулькало в горле, – не то он засмеялся, не то закашлялся; потом он сплюнул и проговорил:
– Ты, кюре, занимайся своим господом богом. И лучше отойди отсюда, дай мне проучить эту гниду.
– Отойдите, отец мой! – крикнул возница. Стражник вытянул ручищу и, отодвинув священника, прижал его к дощатой стене, а сам пошел на Матье, который таким образом оказался загнанным в угол барака. Но возница был быстрым и ловким. Отяжелевший от вина стражник не сумел избежать удара. Кнут хлестнул его по плечу, и он взвыл, как раненый зверь. В вытянутой руке блеснула шпага. Матье увернулся от клинка, вскочив на скамью, но Вадо ринулся на него. Тогда священник, стоявший сзади, поднял буковое полено и ударил стражника. Могучее тело пошатнулось, ноги подкосились, и стражник съежился и осел, точно пустой мешок.
– Ни к чему вы это, отец мой, – проговорил Матье. – Я ведь и сам бы справился.
– Не сомневаюсь. Однако лучше было это сделать мне. Если бы проучили его вы, он бы вам так или иначе отомстил. А для таких скотов одним выстрелом из аркебузы больше, одним меньше – не имеет значения.
– Вы правильно сделали, – сказал цирюльник. – Мне уже столько раз хотелось его пристукнуть. Но я человек старый – куда мне… Надеюсь только, что вы его не убили.
Цирюльник встал и перевернул стражника; тот что-то заворчал, попытался было сесть, но тут же свалился, бормоча ругательства.
– Сейчас вылью на него горшок воды, – сказал цирюльник, – живо придет в чувство. Только уж яриться будет – не дай бог.
– Погодите, – прервал его иезуит. – А это животное умеет читать?
– Говорит, что умеет. Правда, я не верю.
– Я тоже сомневаюсь. Все они одинаковы. Тогда, – продолжал отец Буасси, подмигнув Матье, – если хотите, чтоб он оставил нас в покое, сразим его письменным приказом. – И, достав из кармана бумагу, он протянул ее цирюльнику и добавил: – Взгляните, это – пропускной лист, который выдал нам мэр, чтобы мы могли выехать из города. Когда забулдыга придет в себя, вы сделаете вид, будто читаете бумагу. И скажете ему, что это моя верительная грамота, которая дает мне здесь неограниченную власть. А потом предложите ему самому ознакомиться с бумагой.
Цирюльник колебался. Он пробежал глазами пропускной лист, потом прочел еще раз – уже внимательнее. Его согбенное высохшее тело, казалось, с трудом держало на плечах слишком большую голову, которую колпак делал еще больше и будто оттягивал вперед. Маленькие серые глазки глядели опасливо и то и дело перебегали с бумаги на стражника, наконец они остановились на священнике.
Заметив, что цирюльник не отводит взгляда, позволяя отцу Буасси смотреть ему прямо в глаза, Матье подумал:
«Вот и ты на приколе, старина. Этого кюре я только нынче утром увидел, а уже знаю: ежели хочешь от него отделаться, не давай ему впиваться в тебя этими своими глазищами. Вот так-то. Я все думал, что мне напоминают его глаза. И понял наконец: родник в горах. Небольшой ручеек, но такой чистый, будто небесная синева».
Теперь в бараке было тихо; только из-за загородки слева от входа, с помещавшихся там нар, доносился храп. Матье подошел и, перегнувшись через загородку, увидел человека, с головой накрытого козьей шкурой и чем-то вроде перины, обтянутой коричневой тканью.
– Это Юффель, он привозит больных, – пояснил цирюльник, предваряя вопрос Матье. – Колен Юффель, из Альеза. Здесь он с августа, когда французы сожгли его деревню. Ему удалось от них удрать, потому что в лесу он как рыба в воде, но с тех пор он малость не в себе. Да он сам вам все расскажет. Только об этом и говорит. Первое время он держался молодцом. Все больше молчал, но работал не покладая рук. А как появился стражник, они стали пить вместе, и как напьются, так лезут в драку… Клянусь вам, радости мне с ними мало, да и обеим женщинам, которые здесь работают, тоже.
Казалось, он потерял мысль и с минуту лишь моргал маленькими серыми глазками, потом посмотрел на священника и добавил:
– Очень я рад, что вы теперь тут будете, право. И если вы думаете, что сумеете держать их в узде, даю слово… – И он кивнул на бумагу, которую положил на стол. Потом бросил взгляд на стражника – тот так и лежал на полу, только теперь храпел – и добавил: – Да, а если он умеет читать?
– Тогда решим, – спокойно ответил иезуит. – Но это, надо сказать, было бы удивительно.
– Можно оставить его тут спать, но если ночью он проснется, то еще чего доброго накинется на вас. Он ненавидит священников. Прежнего исповедника он постоянно оскорблял, тот его даже побаивался.
Отец Буасси сделал знак цирюльнику, чтобы тот сел за стол, за которым лежал пропускной лист, и, снова взяв в руки буковое полено, встал над стражником.
– Гийон, – сказал он, – плесните ему в лицо водой и станьте по другую сторону стола… Что до меня, то я не позволю этому скоту меня оскорблять.
Матье взял глиняный горшок, наполнил его водой из ведра, которое стояло рядом с дверью, и одним махом вылил стражнику на макушку. Тот издал дикий вопль, сел рывком и принялся тереть себе лицо и затылок. Часто моргая, он огляделся вокруг и схватился за пояс. Но шпаги не было.
– Сволочи! – завопил он. – Подонки!.. Вы мне за это заплатите!
Священник преспокойно поднял над головой полено и сказал:
– Потише, это я осадил вас, чтоб вы не наделали глупостей. А когда протрете глаза, будьте добры ознакомиться с бумагой, которую читает сейчас мэтр Гривель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78