Это тот самый гордый человек, который победил смерть и который приходит в бешенство, когда ему пытаются силой навязать помощь других, хотя она ему крайне необходима. И Мелоди знала, что в одном Джеймс прав: она не смогла учесть важное обстоятельство, когда впервые выступила с оригинальной идеей создания общественного центра, – Мелоди проконсультировалась со всеми на свете, только не с подлинными экспертами – людьми, для которых этот центр предназначался. Что думают они, ее не очень тогда интересовало. С точки зрения Сета и его друзей, это, должно быть, не только смехотворное упущение, но и самое непростительное нахальство.
– Мы не хотим, чтобы посторонние вмешивались в нашу жизнь, – продолжал Сет, придавая больше весу ее запоздалым раздумьям.
– Значит ли это, что я для вас посторонняя?
– Нет, девочка. Но это лишь потому, что я узнал тебя лучше, увидел не только то, что дано видеть глазу. А о твоих странных коллегах этого я сказать не могу. – Сет потянул воздух носом. – Их не волнует, как живут люди вроде меня, Мелоди. Они обеспокоены лишь тем, чтобы мы не умирали на пороге их магазинов и домов, так как это плохо для их бизнеса.
Сет был слишком близок к истине, чтобы это успокаивало. Но все же не утрачивало свою ценность то хорошее, что тот же Сет может получить от будущего центра, если проект осуществится. Застегивая пальто, Мелоди продолжила свою мысль.
– Конечно, теперь вы знаете, что ваши судьбы мне совсем не безразличны, и по этой причине я не могу просто забыть о своей идее. Можем мы как-нибудь поговорить еще о проекте и выработать насколько возможно взаимоприемлемый план?
– Сомнительно, на мой взгляд, но, наверное, попытка не в убыток, буркнул Сет, стерпев мимолетное объятие.
– Так быстро уезжаешь? – выглянул из кухни Джеймс с деревянной лопаточкой в руке и посудным полотенцем, завязанным на поясе. – Вот так так! А я как раз собирался пригласить тебя закусить простым старомодным североамериканским гамбургером.
Мелоди сладко улыбнулась.
– Пожалуй, в другой раз.
Он вздохнул с явным облегчением.
– Тогда я провожу тебя.
– Не беспокойся. Я не хотела бы отрывать тебя от плиты.
– Никакого беспокойства, – настаивал он, направляя ее в дверь, а потом по дорожке.
Мелоди собиралась уйти тихо и незаметно, но пальцы Джеймса, сжавшие ее локоть сквозь материю пальто, заставили ее передумать.
– Хочу, чтобы ты знал, – вскипела она, энергично вырвавшись из его хватки. – Если бы у твоего бедного отца была большая печь, я бы, может, осталась, чтобы отправить тебя туда – головой вперед.
Джеймс так пнул ногой в старую скрипучую калитку, что она чуть не сорвалась с петель. Он прорычал сквозь стиснутые зубы:
– А я хочу, чтобы тебе было известно: если ты объявишься здесь снова с видом леди из старинного особняка, раздающей милостыню нуждающимся, я засуну тебя и твои деликатесы в…
Мелоди уперла в бока сжатые кулаки и стала нос к носу с Джеймсом.
– Да?
– А-а-а! – Джеймс махнул рукой, как будто отгонял мучившую его муху, и издал возглас отвращения. – Я противен сам себе! Мелоди, поезжай домой. И, пожалуйста, если приедешь сюда снова, то доставь мне удовольствие, удостоверься заранее, что меня здесь не будет. Мне не очень нравится моя манера поведения, когда я нахожусь вблизи от тебя.
– Хотела бы верить этому, но не верю, – грустно сказала она. – Ты считаешь, что я все делаю не так.
– Это не правда!
– Нет, это правда. Когда дело касается меня, ты для удобства не замечаешь того, что не подтверждает твое предвзятое мнение. Ты заранее вбил себе в голову, что я богатая, пустоголовая светская дамочка, скачущая поверху. Соответственно ты все внимание обращаешь на такие вещи, которые могут свидетельствовать о моих просчетах в суждениях, но никак не затрагивают моего уважения к тебе или твоему отцу.
– Какие это вещи? – горячо потребовал ответа Джеймс. – Приведи пример.
– Ты издевался надо мной из-за еды, купленной мною для Сета, лишь по той причине, что она несколько более экзотична, чем та, к которой он привык. Однако ты решил позабыть вечер, когда ты сам себя пригласил ко мне на ужин и в моем доме обошелся самой обыкновенной и неприхотливой едой. Фактически мы не раз обедали или ужинали вместе, пища всегда была простая, и ты ни разу не слышал, чтобы я жаловалась.
– Ради Бога, Мелоди, я говорю о более серьезных вещах, чем пища! Речь идет о жизненных принципах – о том, что мы с тобой говорим на разных языках, происходим из разных миров.
– Речь идет о нечестности, – заявила она. – В особенности о твоей нечестности. Ты скорее солжешь сам себе, чем посмеешь взглянуть в лицо правде обо мне.
Джеймс отступил на шаг, подозрительно глядя на Мелоди.
– Что эта чертовщина должна означать?
– Она означает, что для тебя безопаснее наклеить на меня ярлык скучной, богатой, достойной сожаления бабенки, чем признать, что я не подхожу под твои стереотипные, предубежденные, узколобые и несправедливые мерки.
– Ты забыла еще одно определение – «нелюбезные», – добавил Джеймс, когда Мелоди выпустила пар. – И ты забыла кое-что еще.
– Не знаю, о чем ты.
– Очень не правдоподобно, чтобы меня сексуально увлекла женщина того типа, который ты только что описала.
– Ничуть ты не увлечен, – печально ответила Мелоди, оскорбленная до глубины души тем, как Джеймс упомянул о совершенно особом вечере в ее жизни. – В этом-то все дело, неужели ты не понимаешь? Ты стоишь в стороне и выносишь суждения, вместо того чтобы проверить, правильны ли твои теории.
Он приблизился на шаг, затем еще ближе. Его голос превратился в отрывистый шепот.
– Как раз я проверил свои теории, например, когда мы занимались любовью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57