Я им навязывал, возмож
но и без умысла, свои идеи, свои взгляды на мир, психологию, которую считал
для всех подходящей.
И не улавливал самого простого: то, что я считал благом для всех, со сторон
ы выглядело совсем иначе.
Я им всем ужасно надоел. Моя правота стала чем-то противоположным. Так быв
ает почти всегда в подобных ситуациях. Или неформальный лидер должен пре
вратиться в диктатора типа Сталина и поубивать всех своих прежних сорат
ников, или Ц просто отойти в сторону.
Что я и делаю.
Хотя, видит бог, никогда я яе воображал себя хоть чем-то лучше других.
Чувства, которые мною владеют сейчас Ц и смутная тоска, и облегчение, как
у солдата, уходящего с передовой в тыл, допустим, в отпуск, и мысль Ц а не тр
усость ли это.
Да, о трусости я задумывался. Трусость не в банальном смысле, а как бы в выс
шем каком-то.
Короче, сначала это я смертельно устал, а уж потом Ц мои друзья от меня.
Устал от всего, но прежде всего от добровольно принятой на себя ответств
енности за «судьбы мира», как бы высокопарно это ни звучало.
Хотя скорее всего ничего я на себя не принимал, а просто плыл по течению, б
олее или менее осознанно совершая те или иные действия, причем стараясь,
чтобы они не слишком сильно расходились с некими принципами, нравственн
ым императивом, если угодно, который сам же для себя и установил...
На трапе меня вновь охватило чувство, будто я по памяти восстанавливаю к
огда-то написанный, но потом утерянный текст. Все точно так же, но все же не
много не так.
Нервы действительно ни к черту стали. Непосильную я взвалил на себя тяже
сть и тащу вот уже почти два года, все чаще и чаще недоумевая, на кой черт мн
е все это сдалось.
Одновременно понимая, что ни выбора, ни выхода у меня не было ни в каком ва
рианте.
Если не с первого дня встречи с Ириной, то уж с ее телефонного звонка февра
льским вьюжным днем восемьдесят четвертого года Ц точно. Как на велосип
еде без тормозов вниз по крутому горному серпантину. Крепче держи руль и
уповай, что спуск когда нибудь кончится и не появится из-за ближайшего по
ворота разобранный мост...
Кают-компания, куда я вошел, занимала почти треть объема жилой палубы, от
бизань-мачты до кормового балкона. Что естественно Ц именно здесь нам п
ридется проводить большую часть свободного времени.
Каюты, пусть и комфортабельные, предназначены в основном для сна. Или Ц е
сли появится потребность в уединении. А здесь у нас будет и столовая, и биб
лиотека, и музыкальный салон Ц одним словом, в сухопутном понимании ана
лог аристократического клуба, сосредоточенного в единственном помещен
ии площадью около пятидесяти квадратных метров.
Слегка заваленными внутрь, обшитыми светлым деревом бортами, бронзовой
отделкой иллюминаторов, панорамным, с частыми переплетами окном, выходя
щим на кормовой балкон, старинными лампами в кардановых подвесах кают-к
омпания напоминала адмиральский салон на парусном фрегате прошлого ве
ка.
Однако удобная современная мебель, ковры на полу, застекленные книжные ш
кафы и открытые витрины с коллекционными охотничьими винтовками и глад
коствольными ружьями, молекулярные копии картин великих мастеров созд
авали впечатление кабинета эстета-аристократа, поклонника охоты и изящ
ных искусств.
А об эпикурейских наклонностях владельцев свидетельствовала пятиярус
ная стойка бара, любовно и с фантазией, в предвидении тихих тропических в
ечеров и трудных штормовых вахт заполненная сотнями бутылок, штофов, пуз
ырьков и флаконов, содержащих все, что на протяжении веков создавала нен
асытная фантазия пьяниц и их алчных потворщиков, Ц коньяки светлые и те
мные, виски ирландские, шотландские и американские, крепкие шестидесяти
градусные бенедиктины и шартрезы, всевозможные джины, экзотические вод
ки Азии и Южной Америки, изысканные вина, гордящиеся друг перед другом зв
онкими, как у испанских идальго, именами и годами выдержки.
Эта стойка придавала кают-компании вид возвышенный, как орган протестан
тскому собору, и располагала к размышлениям, неспешным и приятным. Особе
нно Ц когда нет неотложных дел.
Мы с Сашкой немало потрудились, чтобы укомплектовать коллекцию.
Слева от двери Ц прямоугольный обеденный стол орехового дерева, шесть т
яжелых, рассчитанных на приличную качку кресел вокруг.
Я боком присел на вертящийся, привинченный к палубе табурет, бросил на со
седний фуражку. Не глядя протянул руку, взял первую попавшуюся бутылку, д
о которой достал. Наудачу.
Поразительно, если даже это очередное совпадение.
Джин «Бифитер». Именно им мы в моем романе отмечали с Сашкой начало круго
светного плавания. (Жуткая по тем временам экзотика.)
Ну-ну...
Теперь и на этом судне с первой бутылки свернута пробка. Процесс пошел. Зн
ать бы Ц куда.
Сквозь толстые стекла иллюминаторов на стойку падал унылый сероватый с
вет, через кормовую витрину не видно ничего, кроме тумана.
По стеклам неторопливо ползли извилистые от ветра дождевые струйки.
Вроде бы тоскливая картина, но это как посмотреть.
С точки зрения человека, промокшего и промерзшего за четыре часа на штор
мовом ветру, Ц предел мечтаний, истинный рай земной.
Сдать вахту, спуститься в каюту, переодеться в сухое Ц и сюда, где тепло, у
ютно, где можно выпить и закусить, потом погрузиться в упругость диванны
х подушек, раскрыть на любом месте умную книгу или предаться неторопливо
й, лишенной всякой актуальности беседе с понимающими тебя людьми. Вот в ч
ем смысл кают-компании на корабле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26