– Элан. – Глаза Пирса казались темными бездонными озерами муки. – Забери всех отсюда. Дай мне побыть несколько мгновений с ней наедине.
– Но, сын мой… – начал было священник. Он замолчал, когда Элан крепко взял его за руку.
– Делайте, как он просит, – велел Элан. – Подождите снаружи. Ты тоже, Самира.
Элан попытался помочь Самире встать с кровати, но сразу же понял, что она слишком потрясена, чтобы двинуться. Он обнял ее и поднял на руки, как ребенка, каким она, в сущности, и была. Он отнес ее в соседнюю комнату, где девочка, цепляясь за него, расплакалась горькими детскими слезами, громко и безутешно, пока не заснула, прислонившись к нему. Тогда он передал ее служанкам, которые унесли ее в спальню. А он остался ждать дальше, мучительно переживая зловещую тишину в комнате, где оставался Пирс. Прошел еще час, прежде чем Пирс вышел оттуда, бледный, с сухими глазами, какой-то одеревеневший.
Он спокойно отдал распоряжения о похоронах, отказавшись от помощи Элана и Самиры. С печальным достоинством, не проронив ни единой слезы, он вел себя и в последующие дни до самых похорон Йоланды. Когда же все похоронные обряды закончились и прощавшиеся покинули его дом, он заперся в своей комнате и, заявив, что хочет соблюсти ритуал тихого траура, отказался видеть кого бы то ни было.
Зная, как они с Йоландой любили друг друга, большинство друзей Пирса подчинились его желанию и оставили его в покое. Элан несколько раз появлялся в доме, только чтобы в очередной раз услышать, что Пирс никого не хочет видеть. После ряда отказов он перестал стучаться в дверь дома, бывшего ему раньше почти родным. Он решил, что даст Пирсу еще немного времени, а затем настоит на встрече с ним.
Спустя шесть недель после смерти Йоланды, дождливой февральской ночью, Элан находился дома, читая доставленные ему днем документы. Он ждал их и был удивлен, что они не пришли раньше. После смерти Георгия Антиохийского Рожер назначил главой сицилийского флота Филипа из Медии. Филип был отличным претендентом на должность нового Эмира аль-Бахра: честный и умный человек, один из самых талантливых министров Рожера. Элан от всей души одобрил решение Рожера. Не мог Элан и оспаривать желание Филипа иметь своих людей в качестве помощников и высших командиров. На месте Филипа он хотел бы того же. И поэтому в тот дождливый вечер Элан в третий раз перечитывал со смешанными чувствами документ, посылавший его в почетную отставку. Слова письма не были оскорбительными, в них не было никакого намека на то, что он должен отправиться в изгнание. Элан по-прежнему владел всеми своими землями, наградами и титулами, за исключением тех, что относились к его должности в сицилийском флоте. Он больше не был его частью.
«Итак, в возрасте тридцати восьми лет, когда большинство людей находятся на вершине успеха, я утратил свое призвание, – с горечью подумал Элан, зная, что для него богатство и титулы ничего не значат без любимого дела, которое семнадцать лет заполняло каждую минуту. Больше никогда не сядет он с Рожером и другими капитанами, чтобы спланировать стратегию битвы, не будет объяснять младшему офицеру, какие припасы и в каком количестве должны быть в корабельных кладовых. Не будет больше шагать взад и вперед по палубе, разглядывая горизонт в поисках вражеского паруса. Не будет больше звездных ночей на море и сводящих все существо судорогой ужаса сражений. И побед тоже не будет. – Я теперь старик!»
На стене его комнаты было небольшое зеркало. Элан подошел к нему и стал вглядываться в отражение красивого мужчины с загорелым лицом, морщинками вокруг серых глаз и вьющимися темными волосами, которые на висках уже начали серебриться. В его тщательно подстриженных бородке и усах тоже пробивалась седина.
– Старик, – повторил он себе, – у которого есть награды и богатство, но нет настоящего дома.
– Милорд. – Услышав голос своего личного секретаря, Элан отвернулся от зеркала. – Милорд, у дверей стоит женщина, которая настаивает на встрече с вами. Она так плотно закутана, что я не сумел разглядеть, молодая она или старая. Я не могу сказать, говорит ли она правду, утверждая, что является дочерью барона Асколи. С ней нет слуг, так что, возможно, она лжет.
– Я быстро выясню, кто она такая. – Подобрав свиток, Элан заново скрутил его. – Приведите ее ко мне.
Фигура, которую через несколько минут ввел в комнату слуга, была маленькая и с ног до головы закутана в длинный плащ с капюшоном. Сердце Элана дрогнуло: он узнал этот плащ.
– Самира, – сказал он, – почему ты надела плащ своей матери? И, что тревожнее, почему ты явилась в мой дом без сопровождения служанки?
– Потому что не хочу, чтобы кто-либо, кроме вас, знал, где я, – ответила Самира, снимая плащ и отряхивая с него капли дождя, прежде чем положить на скамью. – Особенно не хочу, чтобы отец узнал, что я приходила сюда. Вы должны пообещать мне, что ничего ему не расскажете.
– Думаю, если Пирс узнает, что ты приходила в мой дом одна и так поздно ночью, меня не спасет даже наша дружба. – Элан произнес свою отповедь суровым голосом, стремясь, чтобы она поняла легкомысленность своего поступка.
– У меня очень серьезная причина прийти сюда, – возразила Самира. – Разве вы не предложите мне какого-нибудь вина? – Она подошла к свече, при которой читал Элан. Ее черные волосы, гладкие и блестящие, были заплетены в тугую косу, доходившую до тонкой талии. Кожа цвета густых сливок оттеняла чуть розоватый румянец щек, а серо-зеленые глаза, окаймленные темными ресницами, смотрели проницательно и холодно.
Месяц назад ей исполнилось пятнадцать лет, она была редкой, но еще не расцветшей красавицей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104