Пожалуй, мы бы погибли от голода, выполни это намерение. Но он помешал нам, вождь показал на Бельмона, — и спас нас.Снова смолк, глядя на жар углей, словно узрев среди пепла картины пережитого. Потом продолжал рассказ, как при виде парусов “Аррандоры” решил было лишить жизни женщин и детей, чтобы те не попали в руки белых, и напасть на корабль, дабы пасть в борьбе. По счастью он успел увидеть, что пришельцы спускают шлюпки. Так что изменил намерения, охваченный безумной мыслью, что те могли бы ему помочь, если предостеречь их перед своими врагами. Выслал пирогу с несколькими гребцами навстречу шлюпке, а потом и сам поднялся на палубу “Аррандоры” и сумел убедить Бельмона в опасности, грозящей со стороны воинов и жрецов Кора.Бельмон, которому нужна была только пресная питьевая вода, был вынужден добывать её под аккомпанемент огня своих орудий. Потом — как сам он признался Мартену, о чем Мудрец не знал, или во всяком случае не вспоминал, — дал убедить себя “гласу злата” и согласился на экспедицию вверх по реке, до самого Нагуа. И, наконец, вернув власть Квиче, оставил ему немного оружия, несколько топоров и старых инструментов, и отплыл, обещая вернуться при случае.— А мы, — продолжал Мудрец, — мы остались на пепелище, чтобы начать все сначала. Там, над рекой, не уцелело ни единого дома, огороды заросли кустами и высокой травой, джунгли наступали со всех сторон, захватывая обработанные земли и прижимая нас к кромке берега. Мы боролись с ними, как до этого боролись с людьми. И знаете, это тоже была борьба не на жизнь, а на смерть.Мартен задумчиво кивнул, представляя этого человека во главе кучки уцелевших, которые примитивными орудиями корчевали деревья, выжигали пни, вырубали колючий кустарник, засевали крошечные делянки, на которые тут же вновь наступали джунгли. Потом перед его глазами возникла картина обширных полей, садов и плантаций, виденных им с дворцового холма; вид цветущего изобилием края, погруженного теперь в сон среди бескрайнего ночного покоя, под холодным светом луны и звезд.Подняв глаза, он с уважением взглянул на Мудреца. Тот был творцом этого чуда. Это он заключил союз с беглецами, которых прибывало все больше, принося в Амаху добытые у испанцев навыки и даже иногда кое-какие орудия, или немного посевного зерна, и джунглям пришлось уступить перед их совместными усилиями и отчаянным упорством. Край, разоренный войной, возрождался и расцветал под его руководством. Он указывал места под строительство индейских домов в Нагуа и под поселки пришельцев в глубине страны; построил пристань и амбары на берегу; организовал дозор над лагуной; укротил фанатизм жрецов; проявил религиозную терпимость, редкую даже для Европы! Да, он был мудрецом. И все же…— Я дал этим людям покой и мир, — говорил он с горечью. Никто в Амахе не умирает с голоду, никто не погибает в муках на алтарях Тлалока, и плоды их труда не гибнут в пламени набегов. Много поколений так они не жили, не ели и не спали так спокойно. И все равно, бунтуют и проклинают, ненавидят и чинят против меня козни. Может, зря я послушал твоих советов, — повернулся он к Бельмону. — Может, лучше было моим людям умереть, когда “Аррандора” впервые стала на якорь у нашего берега.Он склонился к Бельмону и говорил шепотом, с долгими паузами, словно с трудом извлекая сокровенные мысли.— Не могут забыть! Ни те, ни другие. Не могут забыть о прошлом, о годах войн, о мести, о пролитой крови. Глупцы! Они не могут понять, что такое мир. Жаждут обратить в рабов людей, живущих к югу от Амахи, чтобы захватить их женщин, и горцев на севере — где есть серебро. Жаждут военных походов, крови, жертв, схваток. Глупцы, — повторил он, — глупцы!Да, некоторым пришлось заплатить жизнью за эту глупость. Но не мог же он казнить всех: было их слишком много. Потому он склонен был принять помощь Мартена. Имея вооруженную, верную ему армию и столь могучего союзника, сможет овладеть внутренней ситуацией, удержать и укрепить свою власть. Никто не отважится бунтовать против него, а вожди Аколгуа и Хайхола станут ещё больше ценить мирные и дружественные отношения с его державой. С другой стороны, вербовка добровольцев в экипажи кораблей удалит из страны наиболее воинственные элементы — беспокойные души, готовые на все. Нет сомнений, их будет предостаточно. Достаточно объявить набор в Нагуа и разослать гонцов вверх по реке и вглубь страны, в другие поселения, и слетятся они, как мошки на свет.Говорил он о них с презрительной надменностью, не лишенной однако некоторой грусти. Может, даже зависти к их будущему участию в военных приключениях? Сам он не мог позволить себе ничего подобного, поскольку был Мудрецом; нес тяжесть решений и ответственности за мир в Амахе. Губительная мудрость парализовала его порывы; они же будут сражаться, добывая славу или смерть.— Глупцы! — повторил он ещё раз, ударяя палкой по угасшему огню.Рой искр взлетел вверх от удара и опал в неподвижном воздухе. Квиче подбросил немного сухого хвороста и встал, следом поднялись Мартен с Бельмоном. Когда вспыхнуло пламя, Мудрец протянул им обе руки, они подали свои над пламенем, и замерли так в молчании, соединенные пожатием крепких рук.Тогда и так был заключен их союз. ГЛАВА Х Когда “Зефир” с “Ибексом” отошли от пристани в Нагуа, Мартен велел спустить на воду все шлюпки с вооруженной командой. Шлюпки плыли вниз по реке, ощетинившись мушкетами, на палубах кораблей пушкари в боевом порядке стояли возле заряженных орудий, аркебузеры — вдоль бортов с оружием наготове, отборные стрелки — на марсах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88