Герти отомстила ей, переспав с Максом, Физз отомстила Максу, переспав с Лэрри. Макс отомстил за себя, избив Лэрри… И Физз подала на развод. Неужели Физз позволила вовлечь себя в разрушительную спираль мести?
Пятница, 29 января 1937 года
Неважно, насколько упорно Физз сопротивлялась своим чувствам. Макс всегда интуитивно угадывал, когда приходила пора действовать.
Через месяц Макс позвонил жене.
Они встретились по его предложению, чтобы обсудить подробности развода.
Физз оглядывала дешевый, но веселый итальянский ресторан.
– Что случилось с нами, Макс? – печально прошептала Физз. – Мы ведь любили друг друга. А теперь ненавидим… – Она никак не могла понять, почему ее до сих пор тянет к мужу.
Словно читая ее мысли, Макс предупредил:
– Ненависть приводит к войне.
– Значит, мы теперь воюем?
Макс торжественно вынул из кармана белоснежный платок и помахал им.
– Я пришел обсудить перемирие. Я сделаю все, что ты захочешь. Только дай мне еще один шанс и прости за банальность.
Именно этого Физз и ждала. Она много об этом думала и теперь холодно ответила:
– Нам ведь ни к чему снова и снова проигрывать одну и ту же сцену, правда? Я не хочу больше слышать: «Я был пьян» или «Тебя не оказалось рядом».
Макс демонстративно протянул руку под столом и дотронулся до колена жены.
– А мне так нравится проигрывать снова и снова некоторые сцены с тобой.
– Прекрати, – выдохнула Физз, решившая не сдаваться. Во всяком случае, не так легко.
Пятница на Страстной неделе,
26 марта 1937 года
В этом году день рождения Физз пришелся на Великую пятницу. Они выехали из дома в шесть утра. Макс считал, что позже на дорогах возникнут пробки. Спустя час они миновали маленькую деревушку Кинтбери в Беркшире. Еще через несколько миль начался лес. Они проехали по проселочной дороге еще миль десять, и деревья неожиданно расступились.
На поляне перед ними стоял белый с черными балками коттедж в стиле Тюдоров, чуть накренившийся влево. В окнах отражался утренний свет, из трубы вился дымок.
– Дай-ка я угадаю, – сказала Физз, – мы приехали в гости к Гензелю и Гретель?
– Предполагают, что это один из охотничьих домиков Генриха VIII, – пояснил Макс, явно очень довольный собой. Он протянул Физз ключ: – Но теперь дом принадлежит тебе, дорогая.
Тяжелая дубовая дверь отворилась, и они вошли в холл-столовую с высокими стеклянными дверями в противоположном конце. За ними цвели белые розы. Физз пробежала через маленькую пустую комнату и выглянула в окно. Она увидела вымощенную камнем террасу, обсаженную кустами тиса. Выложенная елочкой кирпичная дорожка делила пополам лужайку, в конце которой фруктовые деревья спускались к реке.
– Это наше убежище, – приглушенно сказал Макс.
– И здесь будем бывать только мы? – с надеждой спросила она.
– Я обещаю.
Глава 19
Вторник, 3 января 1939 года.
Голливуд
В этот год Бетси отправилась в свое обычное путешествие по Европе раньше, чем обычно, потому что намеревалась взять с собой Стеллу. Она хотела, чтобы ее дочь год проучилась в Париже.
– Неужели мне в самом деле надо ехать? – ныла Стелла.
Бетси пришла в отчаяние:
– Можно подумать, что я отправляю тебя в большевистскую тюрьму в Сибирь! Сколько еще можно это обсуждать? Многие девочки мечтают о том, чтобы провести год в Париже! А теперь бери мои шляпные коробки, и давай прекратим эти глупые разговоры, а не то мы опоздаем на самолет.
Личный шофер почтительно открыл перед ними дверцу нового каштанового «Линкольна».
– Поторопись, Стелла!
Девушка торопливо подбежала к машине и села рядом с матерью, уже горделиво восседавшей на заднем сиденье с кожаной шкатулкой для драгоценностей на коленях.
О'Брайены летели ночным рейсом в Чикаго, потому что Бетси должна была подписать кое-какие бумаги. Затем они пересели в поезд, который и доставил их в Нью-Йорк. Миссис О'Брайен забронировала лучшую каюту на «Нормандии» и предвкушала четыре дня роскошного отдыха, великолепные рестораны, бары, массажные кабинеты, турецкую баню, гимнастический зал и бассейн, а затем поход к парикмахеру. Элегантный лайнер отличался от отеля только отсутствием теннисного корта.
В первый вечер в Париже Бетси тщательно оделась в атласное платье цвета «Воды Нила», к которому так подходили ее изумруды, потому что она договорилась о встрече с Мэй, бывшей артисткой из труппы Джолли Джо Дженкинса. Мэй часто присоединялась к Бетси в Париже. Их разговоры всегда начинались одинаково: «Кто бы мог подумать, что мы с тобой…», но они никогда не говорили о Мими.
Бетси ждала гостью в гостиной. Мэй появилась на пороге невероятно элегантно одетая (это нечестно, что некоторым не надо прилагать никаких усилий для похудения!), в маленьком черном платье от Вионне с горжеткой на одном плече и смешной маленькой шляпке с вуалеткой, сдвинутой на один глаз. Кожа у Мэй теперь напоминала перезревший персик – слишком красная и довольно волосатая.
Мэй подняла вуалетку и приветствовала Бетси улыбкой:
– Бетси! Как замечательно, что ты здесь! Вот бы Джолли Джо увидел нас сейчас! – Они обнялись, едва коснувшись друг друга, чтобы не испортить сложный макияж, и Бетси сказала:
– Я с сожалением узнала о Густаве.
Мэй тут же загрустила.
– Он умер два месяца назад, детка, и я все еще по нему тоскую. Не могу поверить, что его больше нет. Чувствую себя потерянной. Одной ходить никуда не хочется, так что я была рада этому путешествию.
Бетси кивнула. Она тоже нервничала, когда появлялась одна на публике.
Мэй с удовольствием приняла бокал шампанского.
– Бедный Густав был диабетиком. Вдобавок этот его чертов доктор в течение года не замечал опухоль мозга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106