За кучами щебня гугукали, перекликаясь с визгливым смехом, малолетки
- играли в свои странные игры. Рядом, уткнувшись бывшим лицом в камень,
прел мертвяк. Кто-то убил его, обобрал и оставил здесь. Или родственники
выкинули - сил не осталось яму копать, а может сам приполз и сдох. Ветер
дул от меня, идти дальше не хотелось, я сел и закурил. Малолетки кончили
резвиться, повылезли наверх. Собравшись в кучу, уставились на меня,
перешептываясь.
Щурясь сквозь дым, я пытался сосредоточиться. Мысли лезли
привычно-дурацкие, пустые - о связи, Симферополе, о том когда и чем я
кончусь. Надо было встать и уйти, но уже катила волна...
Мир обернулся пленкой, хрустящей, новенькой, аляповато размалеванной
сочными фломастерами радуги. Чистый и сытый, я хохотал и смех драл ознобом
затылок. Дурь-лопух - от него всегда так, и звон в ногах. Потех! Длинный
чок сидит на камне, пускает дым и гружит. Хорошая его сапа, за такую много
корней вывалят. Убой в кармане, подползти сзади и штырьнуть в спину. Не...
Закладно. Корни есть, напыряли у безухой старки из лысого дома. Жрать
утром - лопом отвалишься... Чок, пустыга, кислиться - ветер с убойки на
него попер. Че дуется, сладко! Убойки все так. Когда из черноты разроешь
они хрусткие и под пальцами сыплются, одни кости от них. Синьки из моря,
те скользкие и пенятся рожей... С них запах кислый, этот свежик...
Мысли невесомые, разноцветные, всплывали и лопались пузырьками. Не
останавливаясь, не задерживаясь, не думаясь. Расшифровать их было
невозможно, но я понял все. Не моя эта свалка, и поселок, и Крым...
Возьмет верх Симферополь, Керчь, белые, зеленые или сиреневые, Народный
Свет или конформисты - наше время вышло. Прежде чем стрелять мы изредка
думали и развалины остались развалинами, не превратившись в деталь
пейзажа. Что-то мы еще помнили и трупы, остававшиеся за нами пахли гнилью.
Молодняк. За ними пустота, пять лет крови - вся сознательная жизнь.
Детишки выросли, спешат на смену. Вольными в банды, добровольцами в
регулярные части. Только это будут другие банды и регулярные части. Бардак
кончится, придет система. Упорядочатся, лягут по ячейкам, займут
предписанные места. Всерьез и надолго... Нет ничего стабильней гражданской
резни, ставшей привычкой.
Сколько лет и шрамов потребовалось, чтобы дойти до такой, в сущности
простой, мысли! До развала, наивные, но злые тихо скрежетали зубами, глядя
в телевизор, повторяя про себя: "Скорей бы началось! Мы им устроим! Наша
возьмет!" Не взяла. Мы проиграли до начала игры. Всю жизнь нас учили
травле. Старые большевики и молодые строители, шефы из-за золоченых
вывесок, их холуи при погонах и в штатском, начальницы, начальники,
начальнички - жирующие выродки, первыми постигшие нулевую заповедь - ударь
первым. Пасынки разума, ненавидевшие свет - ночь была временем их охоты.
Социалистические морлоки. Только они оказались хитрее. Держали за зверье,
относились как к зверью, натаскивали друг на друга. Постарались... Одни
заплатили сполна, не успев дотянуться до хлыста, всплыли другие... Опять
наверху и тянут поводки, волокут дальше... А вообще-то, любим мы винить
всех кроме себя! Тем и стали, кем хотели, а все врагов ищем. Злодеев.
Совковые мы, совковые...
Конец известен. Средневековье мы проскочим быстро. Пока слушаются.
Уже нет подчинения, но остается страх. Перед командирами со стоящим за
ними... Кем? Их гипнотизирует волшебное слово "штаб" и Костик-радист
пытается отцедить из бурды помех приказы, которым можно будет подчиниться.
Эфир молчит, а на душе пакостно с самого утра. Ни штаба, ни приказов, одни
помехи, бурда. Бурда-моден. И самый "моден" настанет, когда это дойдет до
остальных. Орды с автоматами и моторизованные стаи. Табу и ритуалы наемных
убийц. Деградация и деструкция. Децивилизация. Кто вспомнит когда-нибудь о
м-м-м... Рембрандте? Или о том, хотя бы, что был такой журнал "Огонек"?!
Да кто сейчас вообще читает? Где я держал в последний раз бумагу с
буковками - в сортире?
Откопал ее в заброшенном сарае, таскал полгода на дне мешка, берег
ужасно и боясь, что утянут на растопку. Каждый вечер собирался почитать,
да все не получалось. Была водка или не было света, а то шлюха попадалась
какая-нибудь особенная - невозможно пропустить. Пару раз, достав, начинал
листать и засыпал на третьей странице. Мусолил, пока не понял, что мне
просто скучно. За словами не вставало образов. Старательно шевеля губами,
гнал перед глазами, похожие друг на друга строчки. "Дыр-бул-щир..." Вот
именно. "А вам, господа, надо бы Крученыха знать!" Откуда это всплыло? Бог
знает... Однажды девушка Рита (была и такая), наткнулась под подушкой на
измусоленный томик и застыла. - "Ну ты дал! Это, что это? Порево?.." -
"Грамотная? Читай!" - "Ага... га... Что за "ага" такой?" Меня проняло,
хохотал до слез, хотя смешно не было. Нервишки. Я почал эту Агату Кристи
тотчас же, как отсмеялся - живот прихватило. Бумага оказалась отличной и
хватило ее на долго.
Исчезают в выгребных ямах книги, уходит в ничто все, связанное с
малейшим напряжением мысли. Осталась "Ламбада", но ее скоро забудут. Новое
время - новые песни.
Я поднялся и зашагал обратно в поселок. Малолетки брели следом,
скалились издалека, но ближе подходить не рисковали. Пока. Они придут, но
не завтра, позднее - лет через десять. Тогда меня не станет, а раз так,
плевать. Жаль, не посмотреть чем кончится... Опять закрутилась, зажужжала
машинка привычных рассуждений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18