Разве не обращался с рабами и лошадьми хорошо, по справедливости? Так почему ж Господь Бог не защитит его и не избавит от наведенного чернокожей женщиной морока?
С каждым днем исповеди его становились все откровеннее, все нечестивее. «О Господь, прости меня за то, что я представил себе, как эта девочка вошла ко мне в спальню вся в слезах, после того как несправедливый надсмотрщик отхлестал ее. Прости меня за то, что я представил себе, как уложил ее на кровать и поднял ей юбки, а погладив по спине, вдруг увидел, что рубцы на ее бедрах и ягодицах исчезли прямо на глазах, и она начала тихонько хихикать, сладострастно извиваться на простынях, оглядываясь на меня через плечо, улыбаясь, а потом она вдруг переворачивается, тянется ко мне и… О Господи милосердный, спаси и сохрани!»
Каждый раз, когда подобные фантазии одолевали его, он дивился, не понимая, почему эти мысли лезут к нему в голову даже во время молитвы. «Может быть, я столь же праведен, как и Аврам; может быть, сам Господь вселяет в меня эти желания? Ведь, по сути дела, я впервые подумал об этом, когда читал Писание. Господь способен на чудеса — что если я войду в новую рабыню, она понесет от меня, а Господь сотворит чудо и ребенок родится белым? Для Бога нет ничего невозможного».
Мысль была прекрасной и ужасной одновременно. Если б только мечты Кэвила сбылись! Аврам слышал голос Господа, поэтому ему не приходилось сомневаться в желаниях Создателя. Тогда как с Кэвилом Плантером Господь пока что и словечком не перемолвился.
А почему бы нет? Почему бы Господу не выложить ему все начистоту? «Бери девчонку, она твоя!» Или же: «Не смей пальцем касаться ее, ибо запретна она!» «Позволь же мне услышать твой голос. Господь, дабы понял я, как дальше поступать!»
«К тебе, Господи, взываю: твердыня моя! не будь безмолвен для меня, чтобы при безмолвии Твоем я не уподобился нисходящих в могилу».
И в один прекрасный день года 1810-го на его молитву откликнулись.
Кэвил стоял на коленях в почти пустом амбаре — богатый урожай прошлого года давным-давно продан, а новый еще зеленеет на полях. Кэвил настолько истерзал себя молитвами, исповедями и темными видениями, что в конце концов не выдержал и вскричал во весь голос:
— Неужель никто не слышит моих молитв?
— Ну почему же, я тебя прекрасно слышу, — произнес чей-то язвительный голос.
Кэвил сначала перепугался до смерти, подумав, что кто-то посторонний — надсмотрщик или сосед — подслушал его ужасные признания. Но, оглянувшись, он увидел перед собой какого-то незнакомца. Хоть Кэвил никогда не встречался с этим человеком, он тем не менее сразу понял, чем вновь прибывший зарабатывает себе на жизнь. Он определил это по силе его рук, по загоревшему на солнце лицу, по его открытой рубахе — сюртука и в помине не было. Джентльменом незнакомец быть не мог. Однако он не относился и к отбросам общества, не был и торговцем. Твердые, словно высеченные из камня черты лица, холодный взгляд, постоянно напряженные мускулы, напоминающие пружину в огромном медвежьем капкане, — сразу видно, что человек этот кнутом и палкой поддерживает дисциплину среди чернокожих работников, трудящихся на полях. Это надсмотрщик. Только выглядел незнакомец куда сильнее и опаснее, чем любой другой надсмотрщик из тех, что Кэвил повидал за свою жизнь. Кэвил по одному его внешнему виду догадался, что этот надсмотрщик выжмет весь пот из ленивых обезьян, которые только и думают, как бы увильнуть от работы. Он понял, что плантация, на которой работает этот надсмотрщик, всегда будет процветать. Но также он осознал, что никогда не осмелится нанять такого человека, ибо надсмотрщик, стоявший перед ним, был настолько силен, что Кэвил сам вскоре позабыл бы, кто из них двоих подчиненный, а кто — господин.
— Многие величали меня своим господином, — кивнул незнакомец. — Я знал, что ты сразу догадаешься, кто я есть на самом деле.
Откуда этому человеку известно, что подумал Кэвил? Как он угадал, что за мысль промелькнула в потаенных уголках ума Кэвила?
— Значит, ты действительно надсмотрщик?
— Точно так же, как и тот, которого зовут не господином, а Господом, я не просто надсмотрщик, а Надсмотрщик.
— Зачем же ты пришел сюда?
— Ты звал, вот я и явился.
— Как я мог звать, если вижу тебя первый раз в жизни?
— Обращаясь к невидимому, Кэвил Плантер, ты должен понимать, что вскоре увидишь то, что никогда не видел.
Вот когда Кэвил полностью осознал, какой образ ему явился в хранилище-амбаре. Тот, кого многие называли своим Господом, своим Властелином, откликнулся наконец на его молитвы.
— Господи Иисусе! — вскричал Кэвил.
Надсмотрщик аж отшатнулся, прикрыв глаза рукой, словно ограждаясь от слов Кэвила.
— Никогда, никогда не называй меня этим именем! Никто не должен так меня называть! — рявкнул он.
В ужасе Кэвил хлопнулся оземь:
— Прости меня, о Надсмотрщик! Но если я слишком презренен, чтобы произносить твое имя вслух, то как я могу смотреть тебе в глаза? Или настал мой смертный час и мне суждено умереть непрощенным?
— Типун тебе на язык, презренный глупец, — прорычал Надсмотрщик. — Неужели ты и в самом деле веришь, что можешь встретиться со мною взором?
Кэвил поднял голову и посмотрел на высящегося над ним человека.
— Но я вижу, как ты смотришь на меня…
— Лицо, которое ты видишь, изобрел ты сам, оно взято из твоего ума, а тело это создано из твоих фантазий. Твой жалкий умишко разорвется на кусочки, если ты увидишь мой истинный образ. Так что твое здравомыслие, твой разум предпочел защититься, присвоив мне сей облик. Ты лицезреешь меня как Надсмотрщика потому, что в этом облике, по-твоему, я обладаю настоящим величием и могуществом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129