На крыше под открытым небом был оборудован бар, где всегда хорошо дышалось, а до звезд, казалось, можно было дотянуться рукой. Кризи очень полюбил хозяина бара – Ченсу, застенчивого и улыбчивого скромного человека, который всегда был в курсе всех последних событий. Как правило, Кризи сидел с бокалом коньяка в руке и слушал музыку, а Надя тем временем болтала с приятельницами. Когда во время их первого визита Кризи грубовато пригласил ее на танец, она удивилась. Ей в голову не могло прийти, что он еще и танцует. Но Кризи оказался прирожденным танцором – он гибко двигался в такт музыке, почти закрыв тяжелыми веками глаза и словно купаясь в мелодичных звуках.
– Он движется с такой же неуклюжей элегантностью, как медведь, – рассказывал как-то Джойи матери. – Такое ощущение, что у него есть невидимая штепсельная вилка, которую он подключает к музыкальной системе.
Домой они всегда возвращались до полуночи. Надя никогда не просила его задерживаться позднее, прекрасно зная, какое физическое напряжение ждет его на следующее утро.
День они завершали в широкой кровати. Им всегда было хорошо вместе. Они постепенно открывали для себя тела друг друга, одаривая и получая наслаждение взаимного обладания. Он был ведущей силой, но силой нежной и заботливой. Она подчинялась, но делала это как равная с равным.
Потом, перед самым сном, наступал короткий блаженный промежуток времени – это были для нее лучшие минуты дня. Она всегда лежала чуть ниже, чем он, так, что голова ее покоилась на его груди. Он обнимал ее мускулистой рукой, и Надя чувствовала себя в его объятиях спокойно и безмятежно, как будто эта рука ограждала ее от всех несчастий и горестей жизни. Тела их были тесно прижаты друг к другу, ноги переплетены. В эти блаженные мгновения ее счастье было безмерным.
Лаура оказалась права: Надя ни разу не обмолвилась о его предстоящем отъезде. По молчаливой договоренности о будущем они не говорили вообще.
* * *
Кризи вышел из глубокой задумчивости, лишь когда они спустились с холма к Чиркевве и подъехали к пристани. Он вылез из машины и обернулся к водителю.
– Спасибо, Грацио. Увидимся на следующей неделе. Не забывай все время тренироваться, чтобы как можно быстрее менять обойму.
Грацио улыбнулся.
– Помню. Пока пальцы не заболят.
Кризи поднялся на паром и зашел в рулевую рубку. На этот раз за штурвалом стоял Микеле. Он сказал Кризи, что Салву наконец поймал свою рыбину – огромного серебристого леща.
– Он тебя весь день ждет в «Глиниглз». Если старик в ближайшее время оттуда не уйдет, он не то что приготовить эту рыбину как следует не сможет, он вообще забудет о ее существовании.
Но против всяких ожиданий Салву держался молодцом, на ногах старик стоял твердо. Бар был полон народу, шум голосов не стихал, Тони и Сэм работали не покладая рук. В углу стояли Джойи с Надей. Увидев Кризи, они крикнули:
– Мы приехали за тобой. «Лэндровер» уже починили.
Пробираясь к ним сквозь толпу, Кризи внезапно осознал, как ему будет не хватать всех этих людей. Шрейк о чем-то оживленно спорил с Бенни. Увидев Кризи, оба приветствовали его на традиционный манер:
– Как дела, Уомо?
– Как дела, Шрейк? Как дела, Бенни?
– Все в порядке!
Салву махнул рукой и передал ему кружку пива.
– Уомо, сегодня вечером ужинаем у меня. Наконец-то я ее поймал.
– Это та самая рыбина, Салву?
Старик усмехнулся.
– Да, та самая, что сорвалась с крючка в прошлом месяце.
– Откуда ты знаешь? – серьезно спросил Кризи.
Салву еще шире расплылся в улыбке.
– Потому что, когда я на этот раз снял ее с крючка, она взглянула на меня и сказала: «Господи! Неужели это снова ты?»
– Какой же этот лещ богохульник, – сказал Кризи с серьезным выражением лица.
– Не переживай, я за него исповедаюсь в воскресенье. А наказание свое он получит уже сегодня, в аду печи. Ты со своей девушкой приходи часам к восьми. Она тебе потом очень понадобится, боюсь, ночью ты один не доберешься до дома.
Вечером они сидели на кухне с высокими сводчатыми потолками в старом фермерском доме Салву, потягивали его крепкое вино и смотрели, как он готовит рыбу. Его дом был построен в шестнадцатом веке, и железная печь, скорее всего, относилась к тому же времени. Еще утром Салву почистил рыбу и весь день мариновал ее в вине с лимонным соком. Потом добавил в нее разных трав из многочисленных банок, на которых ничего не было написано, предварительно понюхав каждую и одобрительно хмыкнув. После этого он поставил рыбу в печь, подсел к ним за стол и налил себе кружку вина.
– Через сорок минут все будет готово, – сказал он и подмигнул Наде. – А пока есть время немного промочить горло.
С крюка, вбитого в потолок, свисала клетка с птицей.
– Птица твоя слегка разжирела, – сказал Кризи. – Ты своему соловью, наверное, слишком много кузнечиков даешь.
– Ты прав, – согласился хозяин. – Ему надо больше двигаться, делать зарядку. Когда в следующий раз будешь бегать, возьми его с собой.
– Или когда поплывешь до Комино, – предложила Надя. – Там он сам сможет себе кузнечиков ловить.
Салву печально покачал головой.
– Нет, если он начнет плавать, то решит, что стал уткой, и вместо кузнечиков будет каждый день свежую рыбу требовать.
Лещ оказался великолепным. Рыба была очень нежной, необычайно ароматной. Салву подал ее с овощами из своего огорода и подогретым в печи хлебом с хрустящей корочкой.
Разомлев от вина, Салву пустился в воспоминания о жизни на Гоцо в дни его молодости. Он рассказал гостям несколько старых скандальных историй.
– Ты очень удивишься, если узнаешь, что стоит за многими событиями, – подмигнув, сказал он Кризи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114