Это я серьезно тебе говорю. Так что давай замнем эту проблему для большей ясности.
Пол вернулся к остальным, и Кризи ничего не оставалось делать, как только последовать за ним.
Через несколько минут он со всеми распрощался и вышел с Надей из бара.
Они чувствовали себя как молодые влюбленные на первом свидании. Ни ощущения разлуки, ни горечи предстоявшего расставания не было.
В ресторане они сели за столиком на террасе и заказали рыбу. Несмотря на великолепно приготовленное блюдо, Надя с Кризи решили, что лещ, которого запек для них Салву, был лучше. Выпив бутылку холодного вина, они заказали еще одну. Для Кризи этот ужин имел особое значение. Он знал, что уже утром его мысли будут заняты совсем другим. Надя же всем своим поведением старалась его поддержать и ободрить. Он думал о том, что оставляет на Гоцо. Ему бы очень не хотелось вспоминать о печальном, а она не давала ему к этому никаких поводов. Каждым своим жестом Надя как бы подчеркивала собственную независимость и силу. Это было лучшим средством облегчить то чувство вины, которое подспудно отягощало совесть Кризи.
После ужина они отправились в «Барбареллу» – Кризи хотел попрощаться с Ченсу. Заплатить за напитки тот ему не позволил.
– Сегодня вечером вы с Надей – мои гости.
Кризи пригласил Надю на танец, но она отрицательно покачала головой.
– Сейчас почти полная луна. Пойдем искупаемся вместе напоследок.
Они допили, что оставалось в стаканах, вернулись на ферму и по тропинке прошли через скалы к заливчику. В холодной воде Кризи обнял Надю – кожа ее была гладкая и скользкая, как мокрое стекло.
Она отдалась ему на плоской скале. Кризи лежал на спине, чтобы твердость скалы доставляла неудобства только ему. Но, когда Надя склонилась над ним, он не ощущал ничего, кроме ее жаркой и податливой плоти. Как всегда, они любили друг друга медленно, их страсть нарастала постепенно и равномерно. Он смотрел на ее небольшие, еще не обсохшие и блестевшие в лунном свете груди, на овал лица и бездонные глаза, прищуренные от блаженства. Они одновременно достигли пика наслаждения, она застонала и сильнее обвила его тело.
Потом он говорил, а она сидела, обнаженная, обхватив колени руками, и слушала его, не отводя пристального взгляда от его лица.
Он рассказывал ей о том, что собирается сделать и почему, описывал свое духовное и физическое состояние, когда приехал в Неаполь, говорил, как Гвидо и Элио помогли ему подыскать подходящую работу. Рассказывал, как складывались его отношения с Пинтой в самые первые дни, как он накричал на девочку и как потом медленно, но неуклонно их отношения развивались по восходящей и превращались в нечто большее, чем дружба.
Кризи был странно красноречив. Наверное, впервые в своей жизни он смог подобрать правильные слова для того, чтобы полностью выразить бушевавшие в нем чувства. Может, так на него подействовала эта волшебная ночь и то, что они только что выпустили друг друга из объятий, а может, просто потому, что он любил эту женщину, которая с таким вниманием его слушала. Он нашел самые точные выражения, чтобы передать всю горечь непоправимой трагедии случившегося.
Кризи рассказал Наде о том дне, когда девочка подарила ему на день рождения золотое распятие, сознавшись, что это, наверное, был самый счастливый день в его жизни. Его слова возвращали Пинту к жизни, и Надя понимающе кивала, когда он говорил, как девочка была весела, как много она знала и хотела узнать, о ее любви к жизни.
И последний день он описал ей до мельчайших подробностей, как ее похитили и как она кричала из машины бандитов, когда он, тяжело раненный, ничком лежал в траве и не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Потом рассказал, как очнулся в больнице, еще не зная, удастся ему выжить или нет, но страстно желая этого, потому что все время в ушах его стоял тот последний крик ребенка, полный боли.
После этого он рассказал, как Гвидо сообщил ему о смерти Пинты.
Когда Кризи смолк, заливчик, казалось, окутала гулкая тишина. Надя подняла лицо, и в неясном лунном свете Кризи увидел слезы у нее на щеках.
– Я не потому плачу, Кризи, что ты уезжаешь. Я сказала себе, что не сделаю этого, по крайней мере пока ты еще здесь. – Голос ее дрожал и срывался. – Я плачу по Пинте. Мне сейчас кажется, что я знала ее так же близко, как ты. Пока ты говорил о ней, девочка предстала передо мной, как живая. Я видела ее так, будто это был мой собственный ребенок, и, когда ты говорил о ее смерти, мне отчетливо, как наяву, представилось, как это произошло, потому я по ней и плачу.
Слова Нади принесли ему утешение. Она смогла понять, почему ему было так необходимо уехать, несмотря на всю свою любовь к ней.
Он лишь произнес:
– Я люблю тебя.
– Я знаю. Только не думала, что ты мне скажешь об этом.
– Я и не собирался.
– А почему все-таки сказал?
– Не знаю. Может быть, из-за того, что честно рассказал тебе о Пинте и хотел, чтобы ты знала все, до конца, потому что завтра я уезжаю. Хотя на самом деле, скорее всего, это уже никакой роли не играет.
– Ты ошибаешься, Кризи, это имеет очень большое значение.
Ей хотелось сказать что-то еще, но она дала себе зарок до его отъезда не плакать и не говорить ему об этом. Надя встала со скалы и повернулась лицом к освещенному луной морю.
– У тебя есть хоть какой-нибудь шанс выйти из этой операции живым? – спросила она.
– Очень небольшой, – честно ответил Кризи.
– Но если все же случится так, что ты уцелеешь, ты вернешься сюда ко мне?
Надя повернулась к нему, и он встал на ноги.
– Да, но ты меня не жди. Кончать жизнь самоубийством я не собираюсь. И если есть хоть один шанс из ста, что выживешь, это уже не самоубийство – но, Надя, в данном случае расклад именно такой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114