Взглянула на часы и уже вытаскивала из сумочки пачку «Мальборо», когда заметила Деккера. Вымученно улыбнувшись, она соскользнула со стула и к нему в объятия.Когда Деккер прижимал её к себе, ожило множество спавших воспоминаний. Звали женщину Гэйл Да-Силва, и когда-то они поговаривали о браке. Но это было ещё до того, как он вернулся из Вьетнама, совсем не тем человеком, который туда уехал: уезжал морской пехотинец с чистыми руками и чистым сердцем.Он многое увидел и запомнил слишком много. Чёрт возьми, да он вернулся, чувствуя себя тысячелетним. Разочарованная Гэйл вышла за другого.— Восемь лет, — сказала она. — Восемь долгих лет. Не могу поверить, что мы не виделись так давно.— Ты хорошо выглядишь, Гэйл.— Ты лжёшь, но это ничего. Лучше фальшивые комплименты, чем искренняя критика. Господи, ты несокрушимый как скала. Всё занимаешься своим карате?— Всё занимаюсь. Карате, здоровый образ жизни и сила молитвы сделали меня тем, кто я сейчас есть — но кем именно, чёрт возьми? Мой старикан утверждал, что физические упражнения — зряшная трата времени. Если ты здоров, они тебе не нужны, а если болен, лучше не рискуй.— Мудрый он. Я так боялась, что ты не придёшь, — сказала она. — Спасибо…Уткнувшись лицом ему в грудь, она беззвучно заплакала. Детектив закрыл глаза. Работа в полиции делает человека холоднее, чем надгробный камень зимой. Деккер уже и не знал, способен ли он на сочувствие. Плакать по всем он не мог, это уж точно.Хотя Гэйл Да-Силва, конечно — совсем другое дело.Два дня назад она позвонила ему в участок и попросила помощи. Накануне Тоуни, её дочь и единственный ребёнок, ушла как обычно в частную школу на Западной 73-й улице в Манхэттене. Вечером не вернулась. Обезумевшая Гэйл Да-Силва умоляла Деккера найти её.Манни Деккеру было лет тридцать шесть — стройный мускулистый мужчина, тёмно-каштановые волосы, усы, обманчиво мягкая улыбка. На обеих кистях рук мозоли от многолетних ударов по макиваре — это специальная доска для карате. Нос сломан. Этот перелом, впрочем, только улучшивший его внешность, он получил в составе группы карате от США на панамериканской встрече — мексиканец не рассчитал удар.Деккер заработал свой золотой значок детектива меньше чем за два года. Кроме обычной работы в участке, он имел отношение ещё и к Отделу Внутренних Расследований, его завербовали полевым агентом прямо в Полицейской Академии. Полевые агенты докладывали о всяческих провинностях полицейских в управление, за что их ненавидела вся служба. Если такого агента раскрывали, он подвергался остракизму — а то и физическому нападению. Работа была хлопотная и часто опасная. Деккеру она нравилась.Чтобы уменьшить риск, полевые агенты поддерживали контакт только с кем-нибудь одним в управлении, лейтенантом или капитаном. Использовались условные имена, встречи проводились где-нибудь подальше. А Деккер настоял на том, чтобы со своим контактом — звали его просто Рон — вообще не встречаться. Нет большей беды, чем если тебя увидят с охотником за головами из Отдела Внутренних Расследований. Деккер и Рон сообщались только по телефону, звонил всегда Деккер.Деккер был одиночкой, неспособным (не желающим, утверждала его бывшая жена) создать душевную близость с кем бы то ни было. Он считал себя наблюдателем, существом независимым, человеком на пути от утробы к могиле, совершенствующим себя в одиночестве додзё и благословенным потому, что жизнь позволяет ему творить собственные законы. Вот почему он стал полевым агентом. Он хотел сам творить законы.В мексиканском ресторане Деккер бросил свою шляпу на стойку и расстегнул пальто. Не сразу он привлёк внимание молодого крючконосого бармена, который занимался переключением каналов на телевизоре рядом с кассовым аппаратом. Выбрав программу, бармен повернулся к детективу, и тот сказал:— Два кофе, чёрный.Гэйл Да-Силва взяла Деккера за руки и потянула на стул рядом со своим. Ей было лет тридцать пять, но эта маленькая черноволосая женщина выглядела старше. На ней был изящный чёрный костюм и белые беговые туфли — Деккер видел в этом нечто вроде униформы деловых женщин на Манхэттене. Униформу эту он не любил, считал отвратительной, как домашний суп.Последний раз он видел Гэйл Да-Силва холодным апрельским днём в Художественном музее, где столкнулся с ней и её муженьком на выставке Ван Гога. Она вышла за Макса Да-Силву, пухленького бухгалтера, который, кроме того, ещё владел компанией «Джаз-пластинка — почтой». Деккеру он запомнился как человек, довольный собой и недовольный всеми остальными.Рассказывая по телефону об исчезновении Тоуни, Гэйл упомянула и о переменах, происходящих в её жизни. Незадолго до исчезновения их ребёнка Макс попросил её о разводе. Как он выразился, ему скоро сорок лет, время духовно возродиться, заново пробудить в себе интерес к жизни. Пора расширить свою душу, увеличить свою способность давать и получать.Дерьмо ты болтаешь, Макс, сказала ему Гэйл. Переходи к сути.А суть оказалась в том, что Макс трахает клиентку, у неё же развился вкус к психо-трёпу. Его новая любовь, швейцарка, дизайнерша костюмных украшений, подбила Макса на гипнотерапию как средство выведения подавленных чувств на поверхность сознания. В результате Макс узнал, что давно хочет развода, но ему просто не хватало смелости сказать об этом.Теперь, когда он полностью осознаёт себя, Макс хочет прекратить свой брак с Гэйл и жениться на женщине, которая будет ему спутником до конца его жизни.У Гэйл оказался сюрприз для Макса: он так же наскучил ей, как она ему. Получилось-то, что оба излечились от любви одновременно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97