— С дрожью в голосе.— Это... хм-хм... Президент. — Рот мгновенно зажат ладонью, невозможно удержать смех.Или другой вариант: телефонистка сообщает миссис Роу, что Голливуд на проводе.Низкий голос, сильный акцент:— Миссис Роу? Это есть Гарбо.— Грета Гарбо?— Да-а... Так точно. Грета Гарр-рбо!И начиналась легкая болтовня, сопровождаемая весельем с одной стороны и страстной жаждой не сорваться — с другой; в конце концов Президент или мисс Гарбо, иногда оба, приглашались на чай. И тогда устраивалось праздничное шествие вдоль всей Соборной улицы, до самого Центра, где вместо чая миссис Роу награждала всех участников сосисками в тесте, и никого особенно не удивляло, что планы Президента изменились, а мисс Гарбо, очевидно, занята на съемках.Она была гостеприимной хозяйкой, приятной в обхождении с гостями. Сосиски в тесте не были единственным аттракционом: корзина для зонтиков из пустой слоновьей ноги, греческая амфора, сиамский монах, кивающий головой, рог нарвала, шкуры диких зверей, перламутровый гребень и даже настоящая страшная засушенная голова, которую маленькие посетители осторожно трогали руками.В тот самый день, когда доктор пришел осмотреть тетю Фаню, после того, как он ушел, миссис Роу пошла в свой гараж за бутылкой с удобрениями — подкормить бегонии, сломанные во время ее метаний по двору. Да, бутылка была на месте, там, где и должна была быть, — память у нее не такая уж плохая, — на полке рядом с крысиным ядом. Она поправила сломанные стебли цветов и пошла к дому, когда краем глаза уловила движение, чью-то фигуру за клумбой рододендронов. Прикрыв глаза ладонью, она с недоумением вглядывалась в заросли, гадая, кто бы это мог быть. Фигура чуть переместилась, и теперь она могла видеть накрашенное лицо и подведенные глаза, глядящие на нее из-под цилиндра.— О! — воскликнула она пораженно, догадавшись, кто это. — Ради всего святого — что ты там делаешь в моих цветах?— Ничего.— Тогда выходите, сэр, чтобы я могла видеть вас. И не раздавите мой портулак.Он осторожно переступил через цветы и встал на газоне, опустив голову, глядя на нее из-под темных нахмуренных бровей.— Ну и что? Ты пришел, чтобы обзывать меня новыми словами?— Нет, мадам. — Тросточка выскользнула из его рук на траву.— Тогда зачем? Что ты делаешь в моем саду? Чего ты хочешь? Ты затеял очередное мошенничество? — Она указала на открытую дверь гаража, на полку за мотками шпагата. — Разве ты не знаешь, что эти пилюли — яд? Поэтому я и спрятала их подальше.— Да, мадам.— Тогда отправляйся домой. Мальчишек, которые ругаются такими словами, я не приглашаю в гости.Он повернулся и пошел прочь.— И забери свою тросточку, ради всего святого. Не оставляй ее здесь, мне и своего хлама хватает.Он поднял тросточку и пошел — трагическая фигура, напудренное лицо под высоким черным цилиндром, край плаща волочится по земле.— Минуточку. — Она, казалось, раздумывала. — Ну-ка, посмотри на меня, Холланд... — Она сделала несколько шагов в его сторону. — Может быть... если бы ты сказал, что сожалеешь... Может быть, если бы ты пожелал извиниться, тебе не надо было бы уходить.— Да, мадам.— Что — да?— Я сожалею.— В самом деле, милый? — Тон у нее был умоляющий. — Ты правду говоришь?— Да. Я сожалею, что обзывал вас нехорошими словами. Это было дурно с моей стороны. — Он покачал головой сокрушенно. — Очень дурно.Она наклонилась к нему, когда он подошел и потянулся, чтобы поцеловать ее.— Боже ты мой! — воскликнула она, отвечая ему. — Я... я и не знаю, что сказать. Никто не целовал меня уже... Что это такое, что у меня на щеке? — Он протянул руку, чтобы стряхнуть с ее щеки грязь. — Ладно, будем считать, что ничего плохого никогда не было. И не будем больше об этом говорить. — Казалось, она очень довольна, что все так хорошо устроилось. — Ты ведь внук Уотсона Перри, — сказала она утвердительно. — Мы вместе ходили в школу, твой дедушка и я, ты знаешь это? — Она подошла к нему, худенькая, седая. — Вы, мальчишки, так быстро растете. Помню, я видела как-то твоего брата. Он приходил с другими детьми пить чай.Думаю, что это был он. — Зажав сломанный стебель бегонии между пальцев, она сказала менее уверенно. — Хотя, возможно, это был малыш Талькоттов...— Он умер, миссис Роу.— О, Господи, не говори мне об этом! Но ведь ему не могло быть больше девяти или десяти лет, ведь так?— Да, мадам. — Он рассказал ей, как Билли Талькотт провалился под лед в день рождения Вашингтона. Она всхлипнула и взяла его за руку.— Не надо говорить о таких вещах. У тебя ведь есть еще сестра? Она, должно быть, теперь совсем взрослая.— Ей девятнадцать, миссис Роу.— Девятнадцать?— Да, Торри уже замужем.— Замужем? Это дитя? И за кем же?— Райдер Гэннон. Вы знаете Гэннонов — они живут в большом кирпичном доме на бульваре.— Гэннон, Гэннон... — Она пыталась вспомнить. — Сын Шарлотты и Эверета Гэннонов? Разве его не убили?— Это был Харви, старший брат Райдера. Его убили во Франции.— О? Да — это так, вспоминаю. Стало быть, это был Харви. Да, вспомнила. Мне кажется, что Гэннон служит в пожарной части, не так ли? Я вижу его каждый день, когда он проезжает мимо на своем грузовике. Я подняла свой флаг в День Памяти. Говорят, был пожар в старом доме Вулдриджа на Паккард-Лэйн.Улыбаясь, он покачал головой и откинул челку с глаз.— Нет, это Эл Бэммонд управляет пожарной машиной. — Вулдридж-Хаус сгорел до тла год назад, в день 4 Июля.— О, — сказала она, мимолетно нахмурившись, лицо ее заволокло дымкой, как если бы некий призрак воспоминаний бродил по лугам ее памяти. Потом лицо снова прояснилось. — Ну, ты зайдешь ко мне, Холланд?— Если вы приглашаете. — Рука его играла чем-то под складками плаща.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66