Он назывался Виктория Гэп Трэмвей и мчался на канате вверх в неведомое пространство по склону горы под углом 65°. Он не мог произвести сильного впечатления на тех, кто повидал Риджи, Маунт-Вашингтон, американские горки и прочее в этом роде. Однако ни вы, ни я ни разу не поднимались по воздуху под пятисотфутовым провалом с вершины Анандейл на Чора-Майдан и поэтому вправе изумляться: Не слишком приятно, когда тебя тащат круто вверх на хвосте бечевки, особенно если не видно, что творится впереди, далее двух ярдов, а внизу, словно в котле, клубится туман. И совсем нехорошо, если вас не предупредили об оптических обманах и приходится наблюдать со своего сиденья дома и деревья опрокинутыми, словно в волшебном фонаре. Перед тиффином это будет пострашнее длинной зыби Южно-Китайского моря.
Меня выставили из вагончика на высоте тысяча двести футов над городом, словно бы у обочины стратегической дороги, ведущей в Далхузи*, какой та станет, когда у Индии появятся необходимые средства для дорожного строительства. Затем усадили в пресловутый дэнди*, который (поскольку не придумали ничего лучшего) называют "стулом". Если не считать того, что на поворотах этот "стул" задевает за углы зданий, он намного удобнее бомбейского паланкина (мы пользуемся подобным перевозочным средством в Махаблешваре). Сидишь на плетеном стуле, низко подвешенном на эластичных деревянных коромыслах длиной футов десять, а от дождя укрывают легкие жалюзи.
- Вот теперь, - сказал профессор, высунув голову в шляпе, усыпанной, словно драгоценностями, капельками тумана, - вот теперь мы действительно совершаем прогулку. Похоже на дорогу в Чакрату в период дождей.
- Нет, - сказал я, - мы едем из Солона в Казоли. Обрати внимание на черные скалы.
- Тьфу! - сказал профессор. - Мы же в цивилизованной стране. Посмотри на дороги, перила, кюветы.
Поскольку я уже никогда не поеду в Солон, могу признаться, что дорога укреплена цементом, ограждения сделаны из железных прутьев, утопленных в гранитные блоки, а кюветы выложены камнем. Она не шире горной тропы, однако, даже если бы она служила излюбленным местом прогулок самого вице-короля, едва ли могла бы содержаться в лучшем состоянии.
Не было видно ни зги, поэтому профессор прихватил с собой аппарат. Мы миновали кули, занятых расширением дороги, какие-то брошенные дома прочные, приземистые постройки из камня, которые, по обычаю, заведенному в наших поселениях, носили милые прозвища: Тауэнд, Крэггилендз и так далее. Сердце затрепетало у меня в груди. Гонконг не имеет права равняться подобным образом на Массури*.
Вскоре мы добрались до площадки семи ветров, нависавшей над миром на высоте тысяча восемьсот футов, и увидели сплошные облака. Это был Пик излюбленное туристами место для обозрения города. Прачечная в день стирки выглядела бы интереснее.
- Пойдем-ка вниз, профессор, - сказал я, - и потребуем, чтобы нам вернули наши деньги. Разве это вид?
Мы спустились на том же чудесном фуникулере, притворяясь друг перед другом, что нам-де нисколечко не страшно, а затем принялись за поиски китайского кладбища.
- Поезжайте в долину Счастья, - посоветовал старожил. - Долина Счастья - это там, где находятся ипподром и кладбища.
- Как в Массури, - сказал профессор. - Я сразу догадался.
Это действительно Массури, хотя поначалу пришлось с полмили пробираться сквозь Портсмут-Хард*. На верандах добротных трёхэтажных казарм толпились солдаты; они ухмылялись, глядя на нас. Казалось, все матросы китайской эскадры собрались в клубе королевского флота, и они тоже сияли улыбками. Синий бушлат - прекрасное создание, у него крепкое здоровье, но... давным-давно я отдал свое сердце Тому Аткинсу.
Раз уж к слову пришлось, стоит задать вопрос, откуда берутся такие отличные рекруты в полках из Хайленда* (вспомним, например, Аргайл и Сузерлендшир*)? Неужели килт и кожаная сумка, отороченная мехом*, повинны в том, что так мускулисты молодые парни ростом пять футов и девять дюймов, с грудной клеткой окружностью тридцать девять? Флот тоже набирает хорошо сложенных парней. Почему же нашим пехотным полкам нечем похвастать?
Мы приехали в Долину Счастья, миновав по дороге памятник англичанам, погибшим в бою или умершим от болезней. Со временем перестает волновать даже такое... Ведь это всего-навсего семена богатого урожая, плоды которого будут, несомненно, пожинать наши внуки.
Мы владеем Гонконгом. Благодаря нашей силе и мудрости он стал великим городом, который стоит на скале и располагает отличным небольшим ипподромом почти в милю длиной. С одной стороны к ипподрому примыкает прибежище мертвых: магометан, христиан, парсов. Бамбуковая стена отгораживает трибуну от кладбища. Хотя это и устраивает гонконгцев, не кажется ли вам, что не слишком приятно наблюдать за своей лошадью, ощущая в каких-то пятидесяти футах у себя за спиной напоминание о неизбежности "сыграть в ящик"?
Кладбища очень живописны и ухоженны. Крутой каменистый склон сопки примыкает к ним почти вплотную, и поэтому недавно умершие могут наблюдать сверху за тем, что происходит на ипподроме.
Даже вдалеке от жаркого спора церквей христиане различных исповеданий хоронятся врозь. У одних кладбищенский забор окрашен белой краской, у других - синей. У последних, которые располагают участком, непосредственно граничащим с трибуной, на воротах намалевано: "Hodie mihi, cras tibi!"*
Нет, не хотелось бы играть на скачках в Гонконге. Презрительно молчащего общества позади трибуны вполне достаточно, для того чтобы изменила удача.
Китайцы не любят выставлять напоказ свои кладбища, и сначала мы исследовали христианские захоронения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136