Однажды мы наткнулись на лагерь торговцев лошадьми. Они расположились у воды и даже там были готовы к торгу. В другом месте два загорелых подростка верхом на индийских лошадках галопом скатились с холма. К высоким седельным лукам были приторочены корзины, полные рыбы. Мальчишки оказались рыболовами, а значит, и нашими братьями. Затем мы орали хором, пугая дикого кота; поссорились, обсуждая причины, заставившие змею переползти дорогу; швыряли кусочками коры в отважного бурундука, который на самом деле был индийской белкой. Она выбежала из чащи, чтобы поздороваться со мной.
Мы заблудились, застряли на крутом склоне, а потом привязывали два задних колеса, чтобы спустить фургон вниз. Помимо прочего были рассказы Калифорнии о Неваде и Аризоне; об одиночестве золотоискателя, об убое оленей и охоте за людьми; о женщине, прекрасной женщине, - возмутительнице спокойствия в городках Дикого Запада, ради обладания которой люди палят из револьверов; о внезапных поворотах колеса Фортуны, которая испытывает удовольствие, когда ей удается превратить простого старателя или лесоруба в четырехкратного миллионера или разжаловать железнодорожного короля.
Этот день запомнился мне навсегда, но начался по-настоящему, когда мы натянули поводья у крохотного фермерского домика на берегу реки Клакамас. Мы искали корм для лошадей и ночлег и уже потом хотели поспешить к реке, которая переливалась через запруду в четверти мили от нас.
Вообразите поток семьдесят ярдов шириной, разделенный надвое галечным островком. Поток бежал через соблазнительные отмели, вливался в глубокие тихие заводи, где всякий уважающий себя лосось имеет обыкновение выкурить трубку после обеда. Поместите такой поток посреди хлебов "по грудь" в окружении холмов и сосен, добавьте озерцо, пастбища, обнесенные бревенчатыми изгородями, и обрыв высотой этак футов сто (чтобы пейзаж не казался слишком монотонным), и вы получите какое-то представление о здешнем крае.
У Портленда не было удилища. Он вооружился острогой и бутылкой виски. Выбирая позицию, Калифорния, словно пес, порыскал вверх и вниз по течению и, наконец, забросил сверкающую блесну в хвост переката. Я был занят сборкой удилища, когда услышал визг катушки и радостные вопли Калифорнии. Затем над водой промелькнуло три фута живого, трепещущего серебра. Противники сошлись, чтобы померяться силами. Лосось рванулся вверх по течению. Тугая леска вспарывала воду словно веха, противостоящая приливному течению; легкое бамбуковое удилище согнулось так, что чуть было не переломилось надвое.
Я не в силах описать того, что произошло потом. Калифорния ругался и молился разом. Портленд выкрикивал советы, а я делал то и другое. Казалось, что прошло полдня, а на самом деле - пустяшные четверть часа. Наконец наша рыбина неохотно вышла к берегу, время от времени обнаруживая характер. Она куда-то рвалась, вытанцовывала сарабанду в воздухе, однако подвигалась к нам, и неумолимая катушка дюйм за дюймом укорачивала нить ее жизни.
Мы вывели рыбу на берег в маленькой бухточке, и пружинные весы зафиксировали одиннадцать с половиной фунтов трепещущей лососины! Тут же, на гальке, мы исполнили военный танец, и Калифорния с такой силой сжал меня в объятиях, что едва не сломал мне ребра, пока выкрикивал: "Партнер! Дорогой партнер! Ведь это великолепно! Поймай-ка теперь своего! Я ждал этого часа двадцать четыре года!"
Я зашел в ледяную воду и забросил блесну чуть выше запруды, но, увы, зацепил лишь черно-голубую водяную змею с коралловым ртом, которая, свернувшись кольцом на камне, шипела проклятия. Другая попытка - о миг, достойный королей! Трепет, пробегающий по телу с головы до пят! Рыбина кинулась на блесну и схватила ее! Во мне еще оставалось немного здравого смысла, для того чтобы позволить ей побеситься, когда она, подпрыгнув в воздух (и не раз, а все двадцать), совершила полет, оставивший на катушке всего с полдюжины витков лески, так что показался никелированный барабан. Я обжег большой палец, прежде чем сумел задержать леску, но ощутил боль позже, потому что моя душа была там, в бесноватом потоке, где умоляла лосося сдаться, прежде чем ему удастся вырвать снаряд из моих рук. Молитвы были услышаны. Когда я изогнулся назад, уперев удилище в левую тазобедренную кость (в этот миг оно напоминало ветку плакучей ивы), лосось повернул, и мне удалось до последнего дюйма выбрать всю слабину лески.
В этом мире удача (когда ощущаешь полную радость победы) существует в нескольких видах, и я спрашиваю вас: - не является ли самой сладкой из них беззвучное умыкание лески у полнокровного лосося, которому точно известно, для чего это делается?
Подобно рыбине Калифорнии, лосось ринулся на меня головой вперед, а затем, подпрыгнув, рванул леску, однако в этот миг всевышний вооружил меня двумястами пятьюдесятью пальцами. Берег реки и сосны плясали вокруг как сумасшедшие, а я наматывал леску на катушку, словно от этого зависела моя жизнь. Казалось, прошли часы, но я продолжал делать свое дело, пока мне не удалось ударить лосося по голове, когда он дулся на меня в заводи. Калифорния стоял выше по течению, и уголком глаза я видел, как он широкими, размашистыми движениями умело забрасывал спиннинг. Он подцепил что-то, и в тот же миг мой лосось рванулся в сторону запруды. Калифорния и я одновременно тронулись вниз по течению. Наши катушки, словно звезды на заре, в унисон запели песню. Первородный энтузиазм добытчиков поостыл. Теперь мы оба были серьезно озабочены тем, чтобы упредить стремительные броски лососей на глубину перед плотиной и не перехлестнуть наши лески;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136