— Это знаешь чья падуба? — вдруг спросил Белун. — Друга твоего. Даньки Каширина.
— Ага, — кивнул я в легком замешательстве. — А… откуда ты знаешь?
— Чего ж тут не знать? — удивился Белун. Вы когда появились у нас… ну… в смысле… когда оттудова прилетели… я вас сразу заметил. Гляжу — что за невидаль у меня на делянке прорастает?! Обычно падубы в один ствол растут, а тут — раздвоенные какие-то, расстроенные, ветки во все стороны, и листья диковинные, пестроцветные… Ну, думаю, не иначе иноземцы к нам пожаловали. Со своими-то с грехами заморскими, забугорскими.
— Какие мы иноземцы! — вздохнул я. — Мы русские.
— Ну, не знаю. — Белун развел руками. — Русские-нерусские, а пять небывалых древес я насчитал. Твоя — рыхлая, приземистая, древесина вязкая, но вонючая. У Даньки — наоборот, будто замерзшие волокна под корой. А у Старцева…
— Погоди, дядя. Почему пять? — вдруг доехала до меня поразительная непонятка. — Нас же… четверо! Я, Данька, Лисей и Стенька!
— А почему ты знаешь? — хитро сощурился Белун. — Небось ты думаешь, в целом мире никто больше про Серебряный Колокол не слыхал, кроме вас? А вдруг еще кто-нибудь успел…
— Что? Что успел?!
— Успел прочитать про колокол и поверить в него?! А, какова мысля?! Прочитал и поверил, бедолажка, а тут вы как раз в колокол и вдарили! Вот она и перелетела сюда, а вы и чухом не чуете!
— ОНА?!! КТО ОНА?!!
— А зачем тебе знать? Может быть, это вообще незнакомая человечка?
— Ты, дядя, не ешь мне последние мозги! — вежливо попросил я. — Кто такая?! Девка?! Пятая по счету?! Из Москвы?!
БАЦ! Опять больно! Гадский злыдень ударил мне прямо в темя! Железный, гад, — и тяжелый!
— А ты как думал? — грустно заметил Белун. — Родные злыдни-то, собственные. С твоей падубы падают. В мозгах до сих пор звенит… О чем я говорил?
— Слышь, дядечка… — поморщился я, припоминая. — Значит, ты говоришь, надо Метанку из полуденичества выручать?
— Вот именно. Первоважнейшая для тебя задачка, паря.
— А я думал — гораздо важнее Чурилу остановить. Вот мы с корешами и старались вовсю, чтобы Чурилка не принес свой волшебный камень…
— Хе. — Белун грустно усмехнулся в бороду. Помолчал, обняв руками колени. И вдруг как ляпнет: — А Чурила-то… уже давно принес свой камень.
— Чего?! — У меня ажио уши расширились. — Как принес?! УЖЕ?!!
— По-твоему, камень-алатырь — это что?! — пытливо сощурился кудрявый бородач. — Вот ты скажи мне, скажи!
— Ну, это легко! — улыбнулся я. — Камень-алатырь — такая волшебная фенька, которая символизирует одну из важнейших геополитических сил. Белый алатырь — православие. Черный алатырь — восток. Серый алатырь — латинство. Бурый — коганство… Вот и получается типа спортивной игры. Кто первый заложит свой краеугольный кирпич, то и банк сорвет.
— Ну, почти правильно понимаешь, — кивнул Белун. — Алатырь — это значит алтарь. Разноцветные камни-алатыри суть алтари будущих исповеданий…
— Во-во, в натуре. И я о том же брежу.
— Да не совсем ты правильно бредишь, паря, — вдруг строго заметил загорелый пухлый лесоруб. — Вот вы все переживаете, что Чурила несет камень. И Болен Дойчин несет свой камень. И когань несет иной, собственный камень. На самом-то деле все эти камни, хоть и пестрые, суть оттенки одного общего для них цвета — тьмы…
— В смысле? — тупо набычился я. — Понагляднее, пожалуйста, уконкрекайте свою мысль.
— В мире есть только два цвета, паря. Свет и тьма. У света оттенков нету, а у тьмы — великое множество оттенков. Черный, серый, бурый, да хоть малиновый…
— Значит, и малиновый алатырь бывает?
— Все бывает, паря. Может, лет через тысячу и такой появится. Не важно, какой цвет — главное, что не белый… И коганая, и поганая, и ледяная броня из одной руды сварена, братец ты мой. На одном огне кована… Поверь моему опыту.
— Это слишком сложно, папаша. Ты не уклоняйся от темы, — предложил я. — Итак, имеются три вражеских камня-алатыря…
— Добро, слушай. Враги несут свои алатыри, эту данность и ты, и друзья твои хорошо затвердили. А вы не задавались вопросом: куда они несут свои камни?
— Ну… на Русь, ясный пепел.
— Правильно, — вздохнул Белун. — Вот теперь скажи: то, что ты сейчас видишь вокруг… разве это настоящая Русь? Ага… Да если хочешь знать, пространство твоей души куда более ценно и бытийственно, чем эта полянка, и тот дальний лес, и озеро… Наши с тобой души, да Алешкина душа, да Данькина, да Стенькина, ну еще душа девочки одной — вот и вся настоящая Русь, которая здесь имеется, на этой былинной земле. А остальное — игры, легенды, ожившая пыль да выдумки-изумления… И камень несут — поймите наконец! — не на эту поляну, не в город Властов. А в наши с тобой души. Вот куда идет Чурила.
* * *
С тихим шорохом падают желуди.
— А если я Метанку выручу, падуба упадет? — спросил я.
— Нет, — ответил Белун. — Это только половина дела будет.
— Ни фига ж себе! — Я даже присвистнул. — Чего ж еще надо-то?!
— Что, забыл ты князя Всеволода? — негромко поинтересовался бригадир. — Ага, ежишься…
Ну, поежился я, и что теперь? Нельзя, что ли? Зябко тут, в мокрой траве.
— Ты ведь завет князя Всеволода не выполнил, — продолжил Белун. — Твой князь просил найти его детей. Воля умирающего — дело серьезное, паря. Тем более что это был не просто умирающий, а твой начальник, князь законный.
— Ой блин… — вздохнул я. — Ты прав, папаша. Я совсем забыл! Но это не проблема, я их найду быстро! Как две палки об асфальт. Мне Стенька все рассказал, через Псаню… Дети Всеволода — это, значит, девка Рута плюс пацаны: Поток, Зверко, Берубой. Плюс незаконнорожденный Чурила от Плены Кибалы…
— Погоди, паря! — довольно жестко оборвал бородатый папаша.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128